– Если ты сейчас же не скажешь мне, что с тобой, я уйду! – отшатнувшись от кровати, на которой он сидел, с отчаянием воскликнула она. – Я не верю, что ты так ненавидишь меня, чтобы… чтобы… так со мной!..
– Я тебя ненавижу?! – Феликс поднялся, шагнул к ней. Его руки легли Марии на плечи. – Я тебя люблю больше жизни, Маша! – Он замер. Он молчал очень долго и выговорил наконец: – Единственная моя, родная…
Какой-то страшной тяжестью дались ему эти слова. Но они были – правда. Мария чувствовала это так же, как чувствовала его руки у себя на плечах – шершавые, любовные прикосновения его ладоней, пальцев.
Они стояли обнявшись, сплошь залитые лунным светом.
Потом Феликс убрал руки с ее плеч, отстранился от нее.
– Я скажу, конечно, скажу, – сказал он. – Надо было сразу, чтобы ты вообще к этому мраку не прикасалась. Нельзя женщине к… этому прикасаться.
– К чему – нельзя? Я ничего не понимаю!
– Мария, я не могу быть с тобой, потому что я убил человека.
Его голос звучал с суровой и страшной тоской.
– Но… как? – задохнувшись, выговорила Мария.
Она ожидала чего угодно, только не этого. Феликс – убил человека?! Вот этими руками?..
Она посмотрела на его огромные руки и содрогнулась. Он заметил это.
– Вот видишь, – невесело усмехнулся он. – Я и сам знал, что женщину от этого должно… От убийцы она должна отшатнуться и с ужасом бежать. Не должно это быть по-другому.
– А ты?
Мария не понимала, что означает ее вопрос.
Но Феликс почему-то понял.
– А мне бежать некуда, – сказал он. – То есть я сбежал, конечно, в Париж, попробовал сбежать. Но от себя не убежишь, такая вот банальность. И жить после того, как убил, тоже нельзя.
Тяжесть его слов повисла между ними, как свинцовый шар.
– Феликс, теперь я прошу тебя: сядь вот здесь и расскажи мне об этом. Как это произошло, и почему это произошло. Расскажи то, что ты можешь мне рассказать.
– Да все я могу тебе рассказать, – сказал он устало. И добавил с горечью: – Чего уж теперь?
– Но почему же ты туда пошел, но зачем?! Это рок какой-то!
Феликс сидел на краю кровати, там, куда ему велела сесть Мария, а она ходила по комнате, то и дело натыкаясь на стулья, на углы кровати, хотя луна сияла по-прежнему и все предметы видны были отчетливо.
– Может быть, и рок, – кивнул Феликс. – Теперь это уже неважно вообще-то.
– Тебе не надо было приезжать в Москву, не надо было совсем!
– Маша, ну всё, всё. Не плачь, прошу тебя. – Феликс взял Марию за руку, притянул ее к себе на колени. – Посиди со мной немножко. Если можешь. – Она села, прижалась к нему. Теперь ее била дрожь, а Феликс был спокоен. Или казался спокойным? – А в Москву я не мог не приехать, – сказал он. – Знаешь, как меня туда тянуло? Там же дом мой был, единственный дом, который у меня вообще был, и забыть я этого не мог. Да и не хотел забывать. Конечно, Леша Вдовиченков к себе меня пустил, в свой дом, я ему за это на всю жизнь благодарен, да что там благодарен – сдох бы я в тринадцать лет при тех своих обстоятельствах, если б не он. Но дом, где ты в детстве счастлив был, это совсем другое, ты же понимаешь.