– Ну конечно, никто не согласится, а я дура, значит! – хмыкнула Нинка.
– Ты не дура, а понимающий человек, – ничуть не смутившись, заявила Полин. – Ты понимаешь, что я тебя не обману.
Нинка уже собралась послать ее подальше. Что она, девочка ей на побегушках?
Но тут она увидела, как по лицу Полин полились слезы. Самые настоящие слезы – блестящие дорожки!
– Ты что? – Нинка даже оторопела. – Что случилось?
– Я просто устала, – всхлипнула Полин. – Совершенно нет денег, картины никто не покупает, веб-дизайнеров уже, кажется, больше, чем компьютеров, этим тоже ничего не заработаешь… Вдруг предложили работу для одного американского журнала, я им послала первую порцию, они одобрили, заказали еще. Но у них же совсем другой ритм, чем у нас, они же там работают как роботы!
– Это японцы работают как роботы, – машинально возразила Нинка.
– Американцы тоже. В общем, если я не буду сдавать эту работу вовремя, я ее сразу же потеряю. А я больше не могу-у!..
Тут Полин заревела в голос.
– Полинка, ты чего, перестань! – воскликнула Нинка. – Было б из-за чего убиваться! Тащи своего спиногрыза – выгуляю.
Она хотела сказать, что деньги ей за это и потом не нужны, но решила, что врать совершенно незачем. Деньги ей как раз таки нужны, и нечего этого стесняться. Зря, что ли, она во Франции живет? Кое-чему научилась.
Лицо Полин просияло. Даже дорожки от слез сверкнули радостно.
– Сейчас! – воскликнула она. – Мне на работу ровно два часа надо, не больше!
Только что речь шла об одном часе, но про это Нинка напоминать уже не стала.
Полин жила рядом, в двух домах от тетушкиного. Уже через пять минут она вернулась, таща за собой Жан-Люка. Видно было, что одевала она его наскоро: ярко-оранжевая шапка с помпоном сползала ему на нос, длинный синий шарф размотался и почти волочился по мостовой.
– Вот! – воскликнула Полин. – Можешь его не кормить, он уже пообедал.
– Ладно, разберусь, – махнула рукой Нинка. – Мы с ним в Бобур пойдем.
Неизвестно, услышала ли Полин, куда Нинка собирается вести ее сына; скорее всего, это было ей все равно. Она вихрем пролетела вдоль дома и скрылась за углом.
Жан-Люк смотрел на свою новоявленную няню с любопытством. По тому, как блестели его яркие черные глаза, нетрудно было догадаться, что любопытство соединяется в нем с неодолимой потребностью того, что бабушка Таня называла «устроить шкоду».
– Ты что, правда есть не хочешь? – вздохнув, спросила Нинка.
– Неправда, – ответил Жан-Люк.
– Я так и думала. Тогда пошли к этому вашему Рынку Рыжих Детей. Таджин будем есть.
«Рынок Рыжих Детей» Нинка произнесла по-русски. Именно так переводилось название Марш дез Анфан Руж.