Он бросил кинжал, и тот упал на кипу папирусов, примяв их своей тяжестью.
— Он уверен?
— Забраться в дом важного человека за каким-то несчастным бронзовым амулетом может только тот, кого на это дело наняли. Никто из наших в ту ночь этого не делал. Они доложили об этом главарям своих банд, а те в свою очередь Макрону. Никто бы не стал скрывать такого рода преступление.
— Ладно, продолжай.
— Синистра убил какой-то азиат. Удавка из тетивы — это в их духе. В Риме предпочли бы скорее пустить в ход сику, пугио или меч.
— Или дубинку. — Я дотронулся до своей все еще болезненной макушки. — Все эти иностранные убийцы весьма на руку Макрону. Я подозревал его в чем угодно, только не в наивности.
— Даже такой человек, как мой патрон, не может быть виноват во всех смертных грехах. — Он расплылся в обворожительной улыбке. — И наконец, что касается Г. Агера. Того, который купил Синистра. Он служит надсмотрщиком на ферме неподалеку от Байи. Нам понадобится еще несколько дней, чтобы разузнать, кому она принадлежит.
— Очень хорошо. Скажи Макрону, чтобы он держал меня в курсе дела. И как только что-то выяснится, пусть снова пришлет тебя, чтобы дать мне знать. Ты выглядишь гораздо приличнее большинства его громил.
— Приятно слышать. Я могу идти?
— Да. Вот еще что. Пусть Макрон купит тебе какую-нибудь тогу.
Напоследок сверкнув своими безупречными зубами, он вышел. Да, этот молодой человек был определенно лучше того уличного сброда и бывших гладиаторов, из которого обычно складывались банды. Мне пришлись по вкусу его непринужденность и сообразительность. Я всегда был не прочь завести полезное знакомство с кем-нибудь из низших слоев римского общества, и сейчас был как раз такой случай. Ибо я нутром чуял, что этот юноша далеко пойдет, если, конечно, сумеет уцелеть.
По пути к дому отца я размышлял над полученными мною новыми сведениями. Происхождение моего обидчика и убийцы Синистра представляло интерес только в том случае, если оба преступления совершил один человек. Но это было невозможно. Убийцей Синистра мог быть только такой же сильный и тренированный мужчина, как он сам, но никак не мальчишка, который проник в мой дом. Подозрение, что преступник был азиатом, не давало мне покоя. Но его еще предстояло доказать.
Гораздо больше меня беспокоил другой вопрос. Зачем было Г. Агеру приезжать из Байи, что находилась в Кампанье, в Рим? Очевидно, не только затем, чтобы купить гладиатора и отпустить его на волю? Я стал вспоминать знакомых мне людей, которые имели загородные дома близ Байи. Прежде всего, Цезарь, Гортал и Помпей. Но это еще ни о чем не говорило. В таком знаменитом курорте, как Байя, приобретал виллу всякий, кто мог себе это позволить. Я тоже намеревался это сделать, как только разбогатею. Этот курорт славился шикарным, беспечным и безнравственным образом жизни. Моралисты обожали разглагольствовать о разложении Байи. Это привлекало сюда еще больше народу.