– Ты уйдешь? – повторила я.
– Я скоро вернусь, – засмеялись черные ямочки. – Через день или два. Наверное.
Он вложил кольцо в коробочку и пошел к двери. У меня в груди разорвалась аорта и залила жаркой кровью с головы до ног. И я бросилась за мечтой цепляться за нее собственными руками. Мой голос взорвался моим собственным горлом.
– Не уходи! Я не могу быть одна! – закричала я.
– Можешь, – ответили черные ямочки. – Ты это любишь.
Он улыбался. Я поняла, это конец. Вот то, чего я больше всего боялась. Остаться одной.
– Мне страшно, когда уходят! Я больше такого не вынесу!
– Поезжай к дяде! – Ямочки поставили жирную точку восклицательным знаком. – Будет весело.
– Я люблю тебя, – отчаянно прошептала я.
Дверь захлопнулась, я осталась одна. Кто сказал, что, умалившись, человек возвысится? Не помню.
Я вышла на балкон. Передо мной лежал другой район из новых домов и новой жизни. Здесь не видно золоченого шпиля, и я не знала, где бог.
– Я хочу уйти, – я подняла к небу глаза.
Оно расплылось бесконечным потоком хмурой воды из серого, сумеречного снега. Я села на пол балкона. Прямо на снег. Каждый живет по силам. У меня сил не было. Никаких.
* * *
Илья ушел совсем рано. Еще не было трех. Он собирался к друзьям, насвистывая веселый мотив. И улыбался сам себе.
– С наступающим, – сами произнесли мои губы.
– Также. – Он закрыл за собой дверь.
Я этого ждала. Так уже было. Очень давно. Я встречала Новый год у телефона, сидя на полу темного бабушкиного коридора. Меня никто так и не поздравил. И я разлюбила этот праздник. Мы с бабушкой его не встречали, пока не появился Гера. Он приучил меня ждать чуда. А чудес не бывает. Все это знают.
В Новый год мне всегда страшно. Он обещает новую, лучшую жизнь всем без разбора. Поэтому люди встречают его несколько раз. Если желания не сбылись сразу, можно подождать старого Нового года, восточного Нового года, любого другого. Надо только верить. А что делать тем, кому не верится? Не знаю. Наверное, лучше ничего не ждать, так легче.
В городе теперь жила метель. Она мела во все пределы, накрывая город своим белым саваном. Старый год уходил серым днем, тягостным и молчаливым. За окном падал снег огромными белыми комьями. Они не блуждали серыми тенями на стенах, они летели к своему причалу. Падали камнем вниз от собственной мокрой тяжести, ложились набок и топили своих пассажиров. Я сидела за столом, перечеркнутая серым крестом оконного переплета. И вдруг поняла: меня не любят давным-давно. Надо было уйти, чтобы не понять, я зачем-то осталась. Я коснулась ладонью своего сердца и ничего не почувствовала. Его прибили тремя гвоздями к серой безликой комнате.