У подножия башни расположены строения обсерватории, предназначенные для различных целей. Некоторые из них, увенчанные круглыми металлическими куполами с застекленными прорезями, дают возможность астрономам наблюдать движение звезд. Они окружают центральный двор, посредине которого и вздымается башня, ее высота — сто пятьдесят футов. С верхней галереи можно окинуть взглядом пространство радиусом в двадцать пять километров, поскольку горизонта не замыкают никакие возвышенности, холмы или горы.
Калистус Мэнбар, опережая своих гостей, входит в двери, которые распахивает перед ним швейцар в великолепной ливрее. В глубине холла их ожидает кабина электрического лифта. Музыканты вместе со своим проводником входят в кабину, и она плавно поднимается вверх. Через сорок пять секунд она останавливается на уровне верхней площадки башни.
На этой площадке возвышается флагшток с огромным флагом, полотнище которого треплет северный ветер.
Что это за флаг? Ни один из наших парижан не в состоянии этого распознать. Как будто американский флаг с его красными и белыми полосами, но в углу, вместо шестидесяти семи звезд, сверкающих в данное время на небе Конфедерации, только одна. На лазурном фоне — одна-единственная звезда, или, вернее, золотое солнце, и кажется, оно соперничает в блеске с дневным светилом.
— Наш флаг, господа, — произносит Калистус Мэнбар, почтительно снимая шляпу.
Себастьену Цорну и его товарищам ничего не оставалось, как последовать примеру американца.
Через площадку артисты проходят к парапету, наклоняются…
Из их груди вырывается крик, в котором звучит и удивление и ярость.
Вся равнина раскрывается перед их глазами, и эта равнина представляет собой правильный овал, со всех сторон окруженный открытым морем. Насколько видит глаз — нигде нет и признаков суши.
А ведь накануне, ночью, покинув деревню Фрескаль в экипаже американца, Себастьен Цорн, Фрасколен, Ивернес и Пэншина мили две ехали по твердой земле… Затем они в том же экипаже въехали на паром и переправились через какой-то проток… Затем снова оказались на суше… Право же, они бы заметили перемену, если бы, покинув калифорнийское побережье, пустились в плаванье.
Фрасколен оборачивается к Калистусу Мэнбару.
— Мы на острове?.. — спрашивает он.
— Как видите! — отвечает янки, и губы его складываются в самую любезную улыбку.
— А что это за остров?
— Он называется Стандарт-Айленд.
— А как называется город?..
— Миллиард-Сити.