— Почему с Лабусом, а не с Курортником? — поинтересовался Игорь.
Мальчишке разрешили носить пистолет в обмен на твердое обещание не брать больше никакое оружие. Костя Гордеев самолично переделал ремешок, и Хорек теперь щеголял кобурой с «макаровым», который, даже со снаряженным магазином, весил поменьше килограммового «грача».
— Лабус бы разрешил, — вздохнул он. — А Курортник строгий, не разрешит.
Хорек стал спокойнее и сговорчивее, когда взрослые признали его право на ношение пистолета и на использование оружия в некоторых ситуациях. Это как бы сделало его в собственных глазах взрослее, серьезнее. Ощутив ответственность, он начал сознательно сдерживать свои порывы, хотя получалось это у мальчика с большим трудом.
Багрянец снова взялся за книжку, но сразу отложил ее. Увидев, что это Корецкий, Игорь спросил:
— И как тебе?
— Что? — Павел перевел рассеянный взгляд на обложку. — А, да я не привычный к чтению, не люблю. Там про чемодан с деньгами и мужика какого-то зачуханного. На него сразу и силовики наседают, и воры, и мафия… Не знаю, непонятно как-то, запутался.
Лампочка замерцала, тихо треща, разгорелась ярче. Игорь встал. В комнате было три двери: одна вела на кухню-склад, другая — в помещение, где допрашивали пленного, а за последней, массивной железной плитой, находился короткий бетонный коридор с оборудованием «объекта укрытия». Дальше начиналась обычная городская канализация, откуда в «объект» попасть было довольно проблематично.
Лампочка снова замерцала.
— То ли барахлит, то ли горючка кончается, — заметил Багрянец.
Спецы еще раньше объяснили: генераторы в объектах самые простые, без наворотов, чтобы работали стабильно при всяких катаклизмах. Только вот топлива для них не всегда достаточно, потому что, известное дело, — обычное славянское разгильдяйство, которое хоть в КБ разгильдяйство, хоть в КГБ…
Игорь откатил в сторону плиту сказал:
— Если Курортник с Лабусом раньше появятся — сразу меня зовите.
Когда он шагнул в коридор, где-то вверху рвануло.
* * *
В это время Алексей Захаров и Костя Гордеев, лежа на краю крыши над седьмым подъездом, со стороны двора, наблюдали в бинокли за окрестностями. С утра распогодилось, серая пелена исчезла, над городом, волоча за собой огромные размытые тени, плыли облака. Участки неба между ними были не привычные синие, а прозрачно-зеленые, со стеклянным блеском, из-за этого все вокруг казалось неестественным, будто ты попал в картину сюрреалиста. В вышине проскальзывали изумрудные молнии, распадались на сотни отростков. Иногда молния устремлялась вниз между облаками, а то и пробивала одно из них, почти достигала московских крыш — тогда до ушей долетал тихий треск.