Смачно дважды щелкнул замок, дверь приоткрылась.
— Кто тут?.. — сиплый со сна, недоброжелательный мужской голос.
— Это я… — с конвульсивным выдохом.
Досадливое короткое кряканье, выразительное, как ругательство, и обреченное. Дверь распахнулась — твердый подбородок в суточной щетине, насупленный лоб, но выражение длинного, помятого сном лица брюзгливо-кислое и голос сварливый, нерешительный:
— Опять у вас кошачья свадьба?
— Василий Петрович, я… — У парнишки судорогой свело челюсти.
— Сами покою не знаете и другим не даете…
— Я отца убил, Василий Петрович!
Василий Петрович распрямился в дверях — в сиреневой трикотажной рубашке, узкоплечий, высокий, нескладно костистый, с заметным животиком, выступающим над полосатыми пижамными брюками. Он втянул в себя воздух и забыл выпустить, мелкие глаза стали оловянными, стылыми. А парнишка тоскливо отводил взгляд в сторону.
— Милицию бы вызвать, Василий Петрович…
И мужчина очнулся, рассердился:
— Милицию?.. Ты шуточки шутить среди ночи!.. Чего мелешь?..
— Я… его… из ружья.
За спиной Василия Петровича всплеснулся вихревой шум, вспыхнул яркий свет, мелькнули пружинно вскинутые тонкие косички, бледное лицо в болевой гримаске, тонкая рука, стягивающая ворот халатика у горла.
— Коля! Что?!
Василий Петрович попытался загородить собой парнишку:
— Марш отсюда! Без тебя!.. Без тебя!..
— Что, Коля?!
Коля молчал, гнул голову, прятал лицо.
— Сонька! Кому сказано — не суйся!
— Ко-ля!!
— Соня… Я — отца… Милицию бы…
— Папа, что он?.. Скажи, папа!
— Эдакое в чужой дом нести… Стыда у них ни на грош! — снова сварливо-бабье, беспомощное в голосе Василия Петровича.
Из глубины квартиры выплыла женщина в косо натянутом платье — спутанные густые волосы, лицо сглаженное, остановившееся, бескровная маска.
— Мама! — кинулась к ней Соня. — У них что-то страшное, ма-ма!
— Но почему он к нам? Что мы, родня ему близкая?
— Мама!!
И мать Сони слабо вступилась:
— Да куда же ему идти, Вася?
Парнишка глядел в пол, зябко тянул к ушам голые плечи.
— Василий Петрович, в милицию… позвоните.
За спиной Василия Петровича мелькнули пружинные косички, повеяло ветерком от разметнувшихся пол халатика, Соня кинулась в глубь прихожей, раздался мягкий стрекот телефонного диска.
— Алло! Алло! — высокая, на срыве колоратура. — Аркадий Кириллович, это я, Соня Потехина!.. Аркадий Кир-рил-лович!.. — Всхлип со стоном. — У Коли Корякина… Приезжайте, приезжайте, Аркадий Кириллович! Скорей приезжайте!..
Соня звонила не в милицию, а их школьному учителю.
А по темному, мокрому, пустынному городу бежала женщина в халатике, прижимая к груди ружье. Слипшиеся от дождя волосы закрывали лицо.