— Это что за городок? Он не имеет отношения к нашему АМО — Автомобильному Московскому обществу, что еще в 20-х годах организовал И. Лихачев?
— Как же! Наше АМО задолго до войны пустило свои корни и здесь. В Магдебурге был мощный машиностроительный завод, и москвичи с ним кооперировались, в том числе проходили на этом заводе практику. А для сотрудников построили небольшой компактный жилой городок. Вот мы его сейчас штабом армии и «оккупируем».
Василий Моисеевич уехал заниматься своими делами, а ко мне подъехал Сторч, и мы с ним просидели до глубокой ночи. Но уже вечером нам позвонил генерал Горбань, узнавший из разговора с начальником штаба Группы, что главком Кошевой может нас принять только послезавтра — в 12 часов дня.
С учетом этого обстоятельства мы уточнили порядок действий на завтра — решили посетить сразу две дивизии неподалеку от Магдебурга — 47-ю танковую и 207-ю мотострелковую. А в 9 утра послезавтра выехать в Бадзаров, чтобы на всякий случай приехать туда с запасом по времени.
Николай Васильевич Сторч доверительно рассказал мне немного о главкоме: человек он твердый и решительный, не склоняется ни перед кем. Глубоко и всесторонне разбирает все вопросы. Очень работоспособный и выносливый. Терпеть не может бездельников. С утра включается в какое-нибудь дело (стройка, учение) и проводит весь день на ногах, ни разу не присев, только вечером куда-нибудь забредет пообедать и заодно поужинать. Причем и в ходе трапезы будет все время касаться вопросов прошедшего дня. Я при этом вспомнил Ленинградский военный округ, генерал-полковника С. Л. Соколова и подумал — может, у старшей категории военачальников это такой стиль работы вообще?
Николай Васильевич обратил мое внимание на одну особую черту в характере Кошевого — не допускает вмешательства в беседу, которую он ведет с каким-нибудь лицом или группой. Сразу следует вопрос: «А ты кто такой? Кто тебя уполномочивал на этот разговор?» Поэтому, пока он не закончит тему, лучше помалкивать. В конце, если главком посчитает нужным, он может спросить: «Вопросы есть?» Однако вопросы должны быть короткие и ясные.
Тут я опять вспомнил, но уже другого начальника — моего бывшего командира дивизии Федора Васильевича Чайку, который вообще не терпел каких-либо вопросов. Он считал, что человек, который задает вопросы, скорее всего занимался посторонними делами и не слушал, когда растолковывали дело, или же он крайне туп. Но если все-таки вопрос возникал, то у Федора Васильевича лицо перекашивалось, как от зубной боли, и он, пересиливая себя, говорил тихо, сквозь зубы: «Это потом, потом — в конце…»