— Где вы его подобрали?
— На заброшенном ранчо. Отец говорит, приятели бросили парня умирать. Даже воды ему не оставили.
— Кто говорил с ним?
— Да с ним не поговоришь. Он бредит.
— Бредит? В бреду можно услышать немало полезного. Он называл какие-то имена, клички или, к примеру, города?
— Я не слышал ничего такого.
Мерфи еще раз вгляделся в незнакомое лицо.
— Он не наш. Не с карьера. И среди ковбоев я его никогда не видел.
— Давайте выгрузим бедолагу, — нетерпеливо предложил Уолк. — Может быть, его кто-то узнает. Или он сам о себе расскажет, когда придет в себя.
— Ты предлагаешь положить его у дороги? — спросил Мерфи. — Или бросить на забор, как тряпку?
— Разве больше некуда?
— Мне нужно время, чтобы определить парня куда-нибудь.
— А мне нужно грузиться. Как же быть? — Питер Уолк почесал затылок. — Пока ты будешь думать, я потихоньку начну укладывать ящики. И все останутся довольны. Верно?
Мерфи спрыгнул на землю и, проходя мимо лошадей, снова глянул на тавро. Оно было аккуратным и четким, и непохоже на переделку. Однако он хорошо знал, как ловко работают конокрады и их сообщники, сбытчики краденого.
Вернувшись в участок, он растолкал Чокто, спавшего в углу на лавке.
— Умойся. Переоденься во что-нибудь приличное. Потом оседлаешь мою молодую кобылу и отправишься в город. К Даррету. Пусть он выпишет и передаст с тобой ордер на арест Питера Уолка. Обвинение — скупка краденого. Свидетелями пусть запишет меня, Лански и тебя. Ты все понял?
Метис зевнул.
— Вроде все понял. — Он почесал затылок. — Только одно не могу понять: а умываться-то зачем?
— Затем, чтобы маршал пустил тебя на порог! — рявкнул Мерфи.
В окне было видно, как Питер выносил из лавки на дощатый тротуар небольшие, но тяжелые ящики. Затем он принялся перетаскивать их в свой фургон. Лошади встряхивали ушами каждый раз, когда он с грохотом ставил очередной ящик на дно кузова. Когда на тротуаре осталась только пара ящиков, Мерфи, не отворачиваясь от окна, сказал:
— Лански! Ну-ка, пригласи его сюда. А сам беги в контору. Если инженер Скиллард там, пусть даст телеграмму в Аризону. Мол, лошади нашлись, пусть хозяин приезжает для опознания.
— Какие лошади?
— Не твое дело. На обратном пути зайди за фотографом. Нам не помешает портрет этого однорукого. Возможно, его узнают соседи.
Уолк вошел, отдуваясь и вытирая пот со лба.
— Шериф, ты меня задерживаешь. Я уже начинаю жалеть, что связался с этим делом.
— Э, друг, ты еще не знаешь, с каким делом связался, — многозначительно произнес Мерфи. — Кажется, у тебя новые пони?
— Пришлось подпрячь, уж больно тяжелый груз. Две дюжины ящиков по пятьдесят фунтов. А я не люблю лошадей мучить.