Когда бальзам обжег глубокий порез на его плече, он крепко стиснул губы. Другая, еще более глубокая рана под самой ключицей еще ждала обработки, но Джейкоб решил, что не доставит Фернану удовольствия увидеть, как он морщится от боли.
Габриэль, промокал тканью свой затылок. Темные пятнышки крови испачкали ткань и его свободный белый капюшон. Джейкоб посмотрел на Аду, она лежала, распростертая на простой койке, и подумал, сколько плоти этого человека осталось под ее ногтями.
– Ну а теперь объяснись, – сказал Габриэль. – Ты непростительно рисковал своей жизнью, вломившись туда так, как ты это сделал.
– Это не наше дело, – сказал Пачеко.
Джейкоб с трудом улавливал суть их разговора, их слова путались в его мозгу. Ада гораздо лучше владела кастильским языком. Нет, она была настоящим мастером. Поистине одаренная.
– Наставник, его действия подвергли нас опасности, и я по крайней мере хотел бы знать почему.
– Следи за своим языком, послушник.
Габриэль, пробормотав извинения, сцепил руки за спиной и отвернулся к единственному в комнате окну. Толстое грязное стекло было почти непрозрачным, но свет от двух горящих в комнате факелов отразился на его лице.
Пачеко устало вздохнул и вернулся к ранам Джейкоба.
– Вот эту, у тебя под ключицей, возможно, потребуется зашить. У тебя есть доктор, который займется тобой?
– Один из ваших, без сомнения, – процедил Фернан.
Джейкоб отрицательно покачал головой и неуверенно провел рукой по волосам. Пот высох, и кончики кудрей стали на ощупь как солома.
– Врач ее сиятельства – христианин. Пачеко вопросительно поднял бровь. – Чей?
– Графини де Вальдедроны. Я был в отъезде вместе с ее людьми и вернулся только сегодня днем. – Он снова взглянул на Аду, она была бледна. Бессильное чувство гнева и печали наполнило его. – Я обыскал весь дворец, но Ада снова исчезла.
– Исчезла? – Половину лица Габриэля освещало пламя факела, другая оставалась в тени. – Ее похитили?
Джейкоб зашипел, когда Пачеко коснулся раны на его ключице. Он мог вынести боль телесную, но боль, которую причинила Ада, закралась гораздо глубже. Жизнь в Кастилии состарила его больше, чем он хотел думать.
– Нет. – Он тяжело вздохнул, подыскивая слова. – Я думаю, что она была там по своей воле.
Габриэль нахмурился.
– Зачем?
Встретиться взглядом с бездонными глазами этого человека было вызовом. Признать правду было почти невозможно.
– Она зависела от опиума.
Три доминиканца окаменели. Их взоры обратились к Аде. Она всегда выглядела такой спокойной, когда спала, убаюканная наркотиком.
– И она была готова продать себя в рабство?