Он стоял там, лицо – непроницаемая маска, палец все еще указывал в пустоту. Только когда она улыбнулась, он отреагировал – не жестокостью или новыми гневными словами. Он просто отошел, перекрестился и опустился на колени. Он опустил голову. Ада не могла разобрать слова, которые он бормотал, но смысл их был ясен.
На одно мгновение ей захотелось тронуть его за плечо и попросить об одолжении.
Помолиться и за нее тоже.
Какая нелепость.
Она порылась в седельных сумках Фернана и нашла полупустую фляжку молодого эля. Выпила его жадными глотками, потом плеснула на руки. Все тщетно. Пальцы, ладони, руки – все осталось покрыто липким красным.
– Не хочешь исповедаться?
Она испуганно взвизгнула.
– Вы в монастыре всегда так подкрадываетесь к людям? Или ты слишком трепетно хранишь обет молчания?
– Я не давал такой клятвы.
– А о каких еще клятвах мне следует знать?
– Целомудрие, – сказал он хриплым голосом. – Помимо всего прочего, я поклялся хранить целомудрие.
– Я не удивлена.
Дрожь, как будто от холода, охватила ее. Эта дрожь исходила изнутри. И вот опять. Ее руки дернулись, и фляжка упала на землю, расплескивая содержимое.
Габриэль сохранял терпение. С трудом. Молитва, казалось, совершила чудо, но стоило ему встать перед ней, как спокойствие покинуло его. Ее платье, разорванное на спине, свободно свисало по плечам. Он принял решение быть сильным и полезным своей новой подопечной, этой сварливой женщине, но каждое ее движение было угрозой: ты нарушишь свои клятвы. Он вытащил свою фляжку.
– Вытяни руки. Позволь мне помочь.
– Спасибо, я сама.
– Ты думаешь, что, потому что я дал клятву повиноваться и воздерживаться от насилия, я не могу быть сильным?
Улыбка приподняла уголки ее губ, на одной щеке появилась ямочка. На левой.
– Ты не можешь драться, или выйти из себя, или лечь с женщиной? Как же ты находишь выплеск своей энергии?
– В молитве и размышлении.
Она коснулась его ладони. Ее пальцы, словно змеи, скользили вверх по его руке.
– Это помогает?
– Лучше, чем опиум.
Ее кривая улыбка стала шире.
– А ты его пробовал?
– Нет, – ответил он, движением плеча освобождаясь от ее отвлекающего прикосновения. – Но я вижу, что тебе он приносит только фальшивое умиротворение.
– Оно не фальшивое. Только если я не...
Она содрогнулась и уронила голову.
– Что?
Она глубоко вдохнула, плечи поднялись от вдоха.
– Оно не фальшивое, пока у меня есть еще опиум.
Габриэль поднял ее подбородок.
– Чтобы признаться в этом, требуется смелость.
Она отпрянула.
– Дурачок, это было не признание – всего лишь правда. Если бы вы, такие добродетельные люди, не отбирали его у меня, я бы чувствовала себя лучше. Я была бы лучше.