Но бани?
Господь перестал слушать его, это точно – если вообще когда-нибудь слушал.
– Откуда у тебя ключ? – спросил он в темноту.
– Где еще ковихере проворачивать свои дела? Незаконные встречи лучше проводить в тайных местах.
– Откуда мне знать, – пробормотал Габриэль. – И ты открывала бани для этих парочек? Или сегодня ты просто стащила ключ?
– Я начала приходить сюда, когда сеньора больше не смогла ходить сама. С тех пор ключ хранится у меня.
Бланка говорила невыносимо устало для такой юной девушки, но Габриэль подавил этот проблеск понимания.
– Это ты вызвала стражников? – спросила Ада.
– Нет, – прошептала Бланка. – Жену алькальда поймали, когда она тайком шла на свидание, – не за самим процессом, нет, но с доказательствами, достаточными, чтобы разозлить власти. Это было прошлой ночью.
– И скандал был последней каплей?
– Люди выбрали этого человека. Им было стыдно за него, и они больше не могли закрывать глаза на происки моей тетки.
Габриэль шарил по проходу, пока не нашел канделябр на стене и факел. Он порылся в сумках и нашел в своих вещах маленький кожаный мешочек. Несколько ударов кремня, и вспыхнуло пламя.
– А ты знала достаточно, чтобы уйти, – сказал он.
Бланка кивнула.
– Она умна, – сказала Ада. – Это означает, что она не будет обузой.
– Ты умна и в то же время обуза.
Смотреть в ее глаза было как встретить совершенно другую женщину. Он искал признаки слабости, или боли, или безумного отчаяния, но нашел только Аду – кто бы она ни была.
– Ты пялишься на меня, послушник, – заметила она.
Он поднял факел и подошел ближе. Языки пламени бросали резкие тени на тонкие черты ее лица, отчего ее губы казались полнее, а глаза – больше. Игра теней, не более того, но желание прорвалось сквозь его броню. Они делили многое, слишком многое в той маленькой комнатке.
Габриэль откашлялся.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше.
Как вспышка молнии на плато, на ее лице появилось раскаяние. Которому он почти поверил. Бледно-розовый румянец покрыл ее щеки и спустился на шею. Она опустила голову и сложила вместе беспокойные пальцы.
– Я... я хотела... извиниться за неприятности, которые доставила. Эти последние несколько ночей – я кое-что помню из того, что делала и говорила. Мне... мне стыдно.
Он не двигался очень долго, наблюдая, как груз заботы об этой женщине становится все более тяжелым с каждым вымученным словом. Ведьма, наркоманка, шлюха – он мог справиться с любым из этих воплощений. С трудом. Но ее слезы, ее покорность угрожали более глубокой части его, той, у которой не было защиты. Он старался дышать ровно.