Я увидела ее спустя почти два года на концерте Майкла Наймана в консерватории. Это был странный вечер. Как будто невидимый бухгалтер решил составить баланс за последние двадцать лет моей жизни: воспитательница из детского сада, окликнувшая меня по имени и начавшая рассказывать про изучение йоги, пара бывших одноклассников, курящих у памятника, бывшие одногруппники из университета, превратившиеся из студентов-троечников, вечно одалживавших на экзаменах «бомбы», в экстремальных тусовщиков, деловые партнеры, которых ежедневно слышишь по телефону и встречаешь раз в полгода, друзья, приятели, знакомые, бывшие и нынешние, любовник, от которого я нелепо сбежала пять лет назад и до сих пор не забытый стыд вынудил меня спрятаться за колонну. Она прошла мимо, близоруко щурясь, очень красивая, в простом синем платье, пышные волосы, подстриженные до плеч, аккуратно уложены, кажется, челка, которой не было раньше. — …я думаю, в горах не должно быть очень жарко даже в июле. Я пошлю мэйл или позвоню моему другу в посольство, и он нас встретит. И я уверена, что в Катманду должна быть куча агентств, организующих туры в Лхасу. — Голос моей подруги заставил меня на минуту отвернуться, и она исчезла. Больше я ее не видела. Иногда мне кажется, что надо просто взять записную книжку и позвонить. Но как во сне, когда самое обычное движение вдруг оказывается абсолютно невыполнимым по каким-то неясным причинам, тело не слушается. Иногда мне кажется, я все еще люблю ее…
Пока мои родители разводились, я научилась сочинять матерные рассказы. Дорожила я ими чрезвычайно. Это была та ценность, которую в первую очередь спасают во время пожара.
Но лучше по порядку. Развод — дело не минутное. В случае моих родителей он растянулся на полгода. Примерно четыре дня энергия ненависти прессовалась, достигала критической массы, и тогда в доме разражался грандиозный скандал. По энергетике это было действо персон на двенадцать, но участвовали только две.
На мелкое гавканье мама с папой не разменивались. От криков в квартире вибрировали стены, а нашим верхним соседям было щекотно ходить по полу.
Мама с папой словно чувствовали, что совсем скоро они напрочь перестанут общаться, и стремились высказаться по каждой мелочи. Прочесывалась вся предыдущая жизнь.
— Да если б я знала, что ты такой фашист, я б к тебе близко не подошла!
— Ты фальшивка! Я потратил на тебя лучшие годы жизни, из-за тебя я стал неудачником!
— Ничего подобного, ты и был им! Я за тебя, гниду, из жалости пошла — ходил такой жалкий, несчастный, в любви объяснялся, вот у меня душа и заболела…