— Что заболело?
— Ничего!
— Когда душа заболевает, надо не замуж идти, а к психиатру. А ты вместо этого в брак пошла!
— Да надо было сразу, как только ты ко мне первый раз приблизился, рявкнуть: «А ну пошел вон, фашист!»
— Хм, а кто меня на произвол судьбы оставил в вытрезвителе?
Это была замечательная история. Отец с приятелем сидели в ресторане. Старались сильно не пить — приятелю прямо из-за стола надо было лететь в командировку. В условленное время подъехал третий приятель, чтобы отвезти товарища в Шереметьево.
Поехали. На красном сигнале светофора хмельной приятель распахнул дверцу, поставил портфель на мостовую и со словами благодарности начал вылезать из салона. Водитель за шкирку втянул его обратно. На очередном перекрестке все повторилось. Тем временем мой отец, оставшись соло, побрел в ближайший подъезд, ткнул пальцем в кнопку звонка и порхнул на пролет выше. Сонная морда, высунувшаяся из квартиры, чрезвычайно ему понравилась. Он позвонил в другую квартиру, в третью. Потом увлекся, стал бегать по этажам и звонить во все двери. В конце концов подъехала милиция и забрала его в вытрезвитель. Папе было тогда сорок пять лет.
В три ночи у нас дома зазвенел телефон:
— Здравствуйте, с вами говорят из вытрезвителя.
— Очень приятно, — ответила мама, готовая к розыгрышу.
— У нас тут ваш муж. Вы приедете за ним или пусть до утра здесь побудет?
— Да пусть побудет, — разрешила мама. — Когда еще такой случай подвернется…
На рассвете мятый отец приехал домой. Думаю, в тот день не он повел меня в детский сад…
Скандалов я не боялась. Гневные залпы, которые выпускали родители, направлялись не на меня, и каждую заваруху я наблюдала словно из первого ряда партера. Очень скоро я перестала обращать внимание на крики. Мама боялась, что я тронулась рассудком, но на самом деле мне становилось скучно: темы были одни и те же, слова, в общем, тоже.
Бывало, что в доме разбивалось все, что бьется — тарелки, изящные вазы, портреты со стен. Часто это разбивалось от соприкосновения с асфальтом. Громче всего ахнул хрустальный флакон с сирийским одеколоном. Я фантазировала: если во дворе поставить камеру, заснять наши окна, из которых все вылетает, и пустить пленку ускоренно, то будет интересно. Но чаще я представляла, что пленку пустили назад и, склеиваясь в воздухе, черепки прилетают обратно на свои крючки и полки.
Камера посещала мое воображение не случайно. Мои родители работали на студии документальных фильмов. Короче, принадлежали к интеллигенции. А чему в семь лет можно научиться у интеллигентных родителей? Только мату.