После приезда папы меня тоже рвало. Три раза я просыпалась ночью и пулей летела в туалет. Третий раз всегда был холостым. Я доходила до туалета, обнаруживала, что чувствую себя нормально, и возвращалась в спальню. Кровать моя стояла у окна. Я вдавливалась затылком в подушку и смотрела на небо. В лапах высоченных корабельных сосен перемигивались запутавшиеся звезды. Жизнь снова была прекрасной…
Между посещениями мы с родителями переписывались. Письма мамы были нежные и сбивчивые: «Радость моя, ты напиши, что тебе прислать из еды. В этот раз я передаю тебе мишку розовенького и немного клубники. А персики в следующий раз, ладно? В Москве ужасная жара, невозможно дышать, так что отдыхай, набирайся сил, а я, как только смогу, обязательно к тебе вырвусь».
Папин стиль был иным. «Ты пишешь, что нуждаешься в тряпках. Что за тряпки? Одежда или ноги вытирать? (на самом деле мы шили одежду для кукол и медведей). Далее, дочь моя. Я не спрашиваю тебя о том, как ты какаешь, поскольку это напрямую зависит от того, как ты кушаешь. Помни, что ты самая красивая девочка. Поэтому посылаю тебе кое-какие вырезки из „Литературной Газеты“ — фразы и еще что-то. Прочти, быть может, это покажется тебе любопытным. А я, с твоего позволения, уезжаю на неделю в город Тулу. Так что ожидай меня с пряниками разнообразными! Много не жри, ты все-таки человек».
У папы была повышенная любовь к пряникам. Конфеты и «всякую пастилу» он отвергал: «это не еда!»
Однажды папа приехал, и мы сидели на поляне очень долго. Ужин давно закончился. Село солнце. Мы брели в группу. Я представила, как пройду тихонько, заберусь под одеяло, постараюсь быстро уснуть.
Отец сказал воспитательнице:
— Соберите нам вещи.
Мы возвращались в поздней электричке. В углу стоял бледно-голубой мешок с моей одеждой. За окном мелькали фонари. В Москве отец вытащил из мешка несколько платьев и трусов, переложил в свой портфель, отнес мешок в камеру хранения.
Потом мы шли долгими переходами, похожими на катакомбы, среди людей, нагруженных тюками и чемоданами. Вынырнули на платформу и пошли вдоль длинного поезда, совсем рядом с вагонами, на которых были таблички «Москва — Одесса». Я не спрашивала отца, куда мы идем — это было бесполезно. По его лицу было видно, что готовится сюрприз, и на любое вопросительное предложение он обыкновенно отвечал:
— Сами знаем, болтать не станем.
Если папа замыслил неожиданность — он ее сделает. Мама рассказывала, что после их свадьбы, проходившей в ресторане «Будапешт», разгоряченные гости вышли на улицу. Папа отделился от толпы и вдруг побежал. Немножко по переулку, потом свернул на Петровку и бежал, бежал, а ошалевшие гости никак не могли понять, что происходит.