В Александрии еще оставались несколько римских легионов, но ни сама Клеопатра, ни Антоний были не в состоянии продолжать войну.
Целыми днями отчаявшийся и сломленный Антоний сидел запершись в своей спальне. Он пил, спал, просыпался и вновь пил. Каждый новый день был для него мукой, так как с каждым днем он все больше понимал, что проиграл не просто морское сражение – он проиграл всю свою жизнь. Что его не просто предали военачальники и друзья, приняв сторону Октавиана, – а он предал самого себя.
Клеопатра не желала утруждать себя его переживаниями и уж тем более не собиралась его утешать. Этот мужчина был постоянным напоминанием ее поражений и просчетов. А еще он стал невыносимой обузой, от которой царица хотела избавиться, но пока не знала как.
Скрестив на груди руки, она презрительно наблюдала за тем, как пьяный Антоний пытался подняться, чтобы ее приветствовать. Сидя на полу, он удрученно развел руками и заплетающимся языком произнес:
– Прости, дорогая, совсем не могу встать.
– И не надо! – гневно закричала Клеопатра. – Ты вообще уже ни на что не годен! Сволочь! Подонок!
Она в ярости принялась бить его по голове и таскать за волосы. Антоний слабо отбивался, он совсем был не против того, чтобы прямо сейчас его и убили. Наконец, выбившись из сил, тяжело дыша, Клеопатра сказала:
– Надо думать, как спасаться. Ты слышишь, надо спасаться!
– Слышу, слышу. – Антоний завалился на бок и заплакал.
Клеопатра схватилась за голову. О, боги, боги, как же он жалок и ничтожен! Неужели это от него она родила троих детей? Царица понимала, что у Антония, которому было уже пятьдесят три года, не хватает сил справиться с постигшей его жизненной катастрофой. Что для зрелого человека упасть с вершины мира в бездну – трагедия и смерть. Это в молодости можно падать и вставать, в чем она убедилась на собственном опыте, а вот позже… Быть консулом, первым человеком в Риме, называться великим полководцем, и в одночасье все потерять и стать никем – это могло сломить любого мужественного человека, а уж Антония и подавно. Клеопатра все это понимала и даже сочувствовала, – иначе разве пришла бы она к нему? – но вопрос заключался в том, кто же поймет ее? Потерявшую не меньше, а гораздо больше Антония? Пережившую не просто катастрофу, а трагедию, ведь у нее были дети, наследники рода Птолемеев. И для нее вопрос состоял не в том, как спасти одну себя, но как уберечь свой род, сохранить семейную царскую династию.
Как только распространилось известие о том, что Клеопатра не выиграла, а проиграла сражение, Египет наводнили воззвания с призывом свергнуть царицу, которая продалась римлянину, погубила страну и окончательно отдала ее во власть Рима. Ситуация, в которой оказалась Клеопатра, была гораздо более отчаянна, чем личная драма Антония, которому Октавиан разрешил вести частную жизнь в колониях империи.