Ни на кого не обращая внимания, он ходил по залу и угрюмо бранился.
Привели старую еврейку. Двое китайцев держали ее за руки.
Увидев стоящую нагую девушку, старуха внезапно опустилась на пол, издав протяжный стон:
— Дора…
— Мина Фрумкин! Как мать обвиняемой в покушении на жизнь товарищей Ленина и Троцкого, советую вам уговорить дочь, чтобы рассказала нам правду, иначе ее ждет ужасная смерть!
Старая еврейка стонала, вонзая отчаянный, горящий взгляд в замершее, неподвижное лицо девушки.
— Дора… доченька! — рыдала она.
Веки девушки дрогнули, по обнаженному телу прошла судорога.
На мгновение, короткое, как гаснущая в темноте искра, открылись пылающие глаза, загорелись зрачки и исчезли за густыми длинными ресницами.
В одном этом взгляде был и ответ и приказ. Хватаясь за седые волосы, мать раскачивалась и глухо, жалобно завывала:
— А-а-а-а!
— Может, Мине Фрумкин что-то известно о покушении? — спросил Дзержинский, зажимая дрожащее от конвульсий лицо и подергивая себя за бороду.
— А-а-а-а! — стонала старая еврейка.
— Поставьте эту ведьму и заставьте смотреть! — крикнул Федоренко.
Солдаты подняли Мину Фрумкин, а толстая, красная Мария Александровна потными пальцами раскрыла ей веки.
Федоренко кивнул китайцам.
Они подтолкнули Дору к стене. Четверо солдат распяли ее, а еще двое, достав ножи, встали рядом, ожидая сигнала судей.
— Приступайте! — рявкнул жандарм.
Они набросились на обнаженное тело, как хищные звери.
Раздалось тихое, пронзительное шипение и резкий скрежет зубов.
Китайцы отбежали с хриплым смехом и визгом.
На стене белело голое тело девушки, а по нему из отрезанных грудей стекала кровь…
— А-а-а-а! — завывала мать, вырываясь от державших ее солдат.
— Кто послал тебя на убийство? — спросил Федоренко.
Молчание. Только Мина Фрумкин, словно голодная волчица, выла все жалобней, а дыхание Доры стало свистящим и хриплым.
— Дальше! — бросил Дзержинский.
Китайцы ударили ножами в глаза девушки. Пламенные, воодушевленные, они расплакались кровавыми слезами…
— А-а-а-а! — металось под сводами отчаянное, безумное стенание старой еврейки.
Хриплое дыхание истязаемой стало еще громче.
— Скажи, кто тебя послал… — начал Федоренко, но его перебил бледный Ленин. Его раскосые глаза метали искры, а пальцы сжимались и распрямлялись.
— Прекратить! — крикнул он не своим голосом, сорвавшись с места.
Федоренко посмотрел на него холодными, насмешливыми глазами и с пренебрежительной учтивостью склонил голову.
— Прекратить! — повторил он.
Один из китайцев ударил ножом.
Голое, окровавленное тело вдруг обмякло, скорчилось и упало на цементный пол.