— Да, да! — шептал, кивая головой, Ленин, стараясь сохранить спокойствие и любезную улыбку на желтом монгольском лице.
Сопровождаемый Дзержинским, Федоренко и патрулем, он вернулся к машине и поехал в Кремль.
Его поджидал секретарь.
— Важные сообщения от нашей делегации, ведущей переговоры о мире, — сказал он, протягивая несколько телеграмм.
Ленин сел за стол и принялся читать депеши Троцкого, хмуря при этом брови и потирая лоб. Вести не были радостными. Германия выдвинула еще более тяжелые требования. Член российской делегации, бывший царский генерал Скалон, лишил себя жизни, оставив полное обвинений письмо.
— Я отвечу завтра, после заседания Совета, — шепнул Ленин. — Прошу созвать его на восемь часов утра.
Секретарь вышел, но вскоре снова постучал в дверь.
— Товарищ Дзержинский прислал мотоциклиста с письмом, — сказал он, войдя. — Ему нужен немедленный ответ.
Ленин открыл протянутый секретарем конверт и достал из него красный лист бумаги со смертным приговором гражданке Ремизовой, у которой перед покушением жила Дора Фрумкин. На отдельном листе председатель «чека» писал, что приговоренная попросила о милосердии товарища Ленина. Дзержинский советовал отказать, так как связь между казненной Фрумкин и гражданкой Ремизовой не вызывала сомнений.
— Ремизова… Ремизова… — повторил Ленин. — Когда я слышал эту фамилию?..
Он пожал плечами и написал на красном листке два слова:
— Приговор утверждаю.
Секретарь покинул кабинет.
Ленин ходил по комнате. По телу пробегали судороги, чувствовался пронзительный холод. Он не мог успокоиться.
— А не выпить ли горячего чаю… — подумал он.
Стрелки часов приближались к четырем пополудни. Метель не прекращалась. Она хлестала по окнам, шелестела по стенам, завывала в трубах.
Ленин старался ни о чем не думать. Он знал, что его сейчас же охватят сомнения, родившиеся под крышей «чека». Ему тем временем необходимо было оставаться твердым, бескомпромиссным и спокойным, потому интуиция подсказывала, что предстоит очередной бой в Совете комиссаров. Он уже начал обдумывать план своего выступления и способы убеждения наиболее упорных товарищей, как вдруг заметил лежавший на полу конверт от письма Дзержинского.
Подняв его, он прочитал красную надпись: «Всероссийская, чрезвычайная следственная комиссия по делам контрреволюции, саботажа и спекуляции».
— Следственная комиссия? «Чека», — улыбнулся Ленин, пожимая плечами. — Нет! Это неизвестная до сих пор форма юстиции. Это перчатка, брошенная нравственности всего мира! Обвинитель и — одновременно судья и палач! Это не уместится ни в одной юридической голове Запада! А у нас, в «святой» России, пройдет! Не зря полицмейстер Богатов рассказывал, как крестьяне сами обвинили цыгана и татар в похищении коней, сами осудили их на смерть и наказали, забивая жердями и отдавая на съедение муравьям! Крестьян это не удивит, а мне они сейчас нужны больше всего!