Он громко рассмеялся и перебирал конверт пальцами. Через мгновение он заметил, что внутри его лежит маленький, смятый обрывок бумаги.
Развернув его, он в ужасе вскрикнул.
Это был листок, на котором три месяца назад он написал Елене Александровне Ремизовой разрешение обращаться к нему лично по каждому вопросу…
— Ремизова! Елена… Ремизова.
Золотистая, склоненная над вышивкой головка, голубые, полные доброго блеска глаза… страстные, посылающие его на месть за погибшего брата губы… Это она просила его о милосердии?
Он бросился к телефону и набрал номер «чека».
Дзержинский долго не подходил к аппарату. Наконец Ленин услышал его голос.
— Прошу пока приостановить исполнение приговора в отношении Ремизовой и завтра же связаться со мной! — крикнул он запыхавшимся голосом.
Дзержинский не отвечал. Вероятно, просматривал бумаги. Ленин отчетливо слышал их резкий шелест.
— Гражданка Ремизова Елена Александровна фигурирует в деле о покушении 1 января текущего года; обвиняемой доказано, что в ее квартире в Петербурге на улице Преображенской под номером 21 находилась исполнительница покушения гражданка Дора Фрумкин. Гражданка Ремизова приговорена к смерти через расстрел, — медленным голосом читал Дзержинский.
— Задержите исполнение приговора до завтра… — снова крикнул Ленин.
— Несколько минут назад мне сообщили, что приговор приведен в исполнение. Вот я читаю: Ремизова, номер 1780, переведена из Петербурга в связи с…
Ленин бросил трубку и заревел:
— Проклятие… Проклятие!.. Подлое чудовище… Кровавый палач… бессердечный… безумный… преступный…
Как всегда четко работающий разум сразу задал вопрос:
— Кто? О ком ты говоришь?
Ленин сдавил виски и протяжно завыл, так же, как выла отчаявшаяся, обезумевшая старая еврейка в подземельях «чека».
— Это я-а! Это я-а-а!
Двери приотворились. В кабинет заглянул обеспокоенный секретарь.
Ленин сразу же замолк, стиснул зубы, сощурил глаза и, засунув руки в карманы, безразлично спросил:
— Что случилось?
— Мне показалось, что вы… звали, Владимир Ильич…
— Нет! — коротко возразил он. — Но это хорошо, что вы пришли. Садитесь и пишите. Я буду диктовать.
Он ходил по комнате, сгибал и распрямлял пальцы и говорил отрывочными фразами:
— Каким бы тяжелым не был мир для России… помнить… мы должны помнить, что… огромные жертвы… даже собственную жизнь… и жизнь самых близких… самых дорогих… самых дорогих созданий… мы должны отдать… на благо пролетариата… который отберет у врагов все… что мы потеряли в настоящий момент…
Секретарь записал и ждал.
Ленин молчал… Он стоял, не двигаясь, перед окном.