Мирза Али-Мухамед молчит. Абду-Рахим видит, что рука его лежит на четырехугольном листе бумаги. Он видит последнюю строку, написанную по-французски, ниже — странно-знакомую подпись и ниже — еще подпись. Мелькнула мысль: почему старая лиса прячет эту бумагу?
— Я помню, Абду-Рахим. Помню. Многое случилось в эти четыре дня…
— Что же могло случиться? Русские ждут.
— Абду-Рахим, ты долго жил в Европе…
Неожиданный поворот головы.
— Помнишь Берлин, Винтергартен и отель в Шарлоттенбурге?
— Вы помните это не хуже меня…
— Я помню, но я стар.
Абду-Рахим встает и теперь уже ясно видит подпись на бумаге.
— Мы давно знаем друг друга, Мирза Али-Мухамед. Говорите, что думаете…
— Абду-Рахим! Завтра ты получишь паспорт и деньги. Завтра же ты возьмешь свою женщину и уедешь в Европу.
— Завтра?
Абду-Рахим встает. У него белеют губы.
— Завтра?… А русские, а договор?…
— Зачем тебе думать об этом, Абду-Рахим? Разве ты не поспеешь в Париж к Гранд-при? Разве твоей женщине не надоели пропахнувшие падалью базары и грязные улочки?
Худая рука гладила жесткую бороду, и глаза щурились над горбатым носом. По-видимому, все решено.
— Прощай, Абду-Рахим. Ты будешь мне благодарен, я знаю…
Повернулся к двери, остановился у порога.
— Скажите мне… Скажите, кто заменит меня?
Молчал, как будто нехотя раздумывая.
— Не знаю. Я еще не думал…
Когда тот взялся за ручку двери, сказал вдогонку:
— Не знаю… Может быть, Хаджи-Сеид.
— Сеид? Шакал? Трижды продажный!
— Абду-Рахим!
Они стояли друг против друга — согнутый старик с полуоткрытым ртом, сверкающими золотыми зубами, и стройный, сильный мужчина, уже наклонившийся вперед для удара.
Абду-Рахим вышел, захлопнув дверь. Мирза Али-Мухамед пошел за ним следом, аккуратно закрыл дверь и дважды щелкнул замком. На повороте лестницы его глаза встретили два сверлящих глаза Абду-Рахима.
— Завтра, Абду-Рахим! Ты слышал?…
НЕМНОГО ТАК НАЗЫВАЕМОЙ “ПСИХОЛОГИИ”
Абду-Рахим-хану тридцать пять лет.
Восемнадцать лет он прожил в Европе. Ему тоже надоели грязные улички и базары Мирата, пропахнувшие падалью. Но Абду-Рахим — сын сердара. Мирза Али-Мухамед был писцом у его отца. И теперь прежний писец выбросил сына сердара из министерства как носильщика, как водоноса, поливающего двор его дома. Секретарь совета министров — много ли чести для сына сердара? Но разве это не ступень к высшему, о чем мечтал Абду-Рахим? Приехать в Европу как высланный опальный чиновник или приехать туда как полномочный министр и посол Полистана?
Старый пес хитрит. Зачем ему понадобилось убрать Абду-Рахима именно теперь, накануне договора с Русской республикой? Может быть, потому, что Абду-Рахим-хану нужен был этот договор? Может быть, потому, что Али-Мухамеду нужно иметь в совете трижды шпиона, служившего у трех посольств? Может быть, потому…