Зоя стряхнула с себя наваждение и вернулась к действительности. При воспоминании о твердых, настойчивых губах Франсуа Рожье горячая волна захлестнула ее грудь и шею. Зоя поднесла руку к воротнику молочно-белой шелковой блузки и оттянула его, пытаясь скрыть внезапно вспыхнувшее желание.
Она снова взяла ложечку и принялась ковырять малину. Чарльз протянул медвежью лапу, поросшую блестящими золотистыми волосками, и легонько сжал ее изящную кисть с темно-красными ноготками, заставив Зою поднять глаза.
— Ради Христа, Зоя, либо ешь, либо выкинь это барахло. Я не могу дождаться свою утку.
Чарльз довез Зою до ее дома. Он бодро выпрыгнул из машины, обошел капот и со старомодным джентльменским поклоном открыл ей дверцу.
Ноги Зои опустились на асфальт с грацией балерины. Чарльз посмотрел на ее стройные голени опытным взглядом человека, привыкшего разбираться в бабках молодых кобылок. Предложив Зое руку, он лениво подумал о форме ее бедер, скрытых зеленой шелковой юбкой.
Он ждал приглашения подняться наверх. В том, что оно последует, сомневаться не приходилось. Перед тем, как они отправились обедать, Зоя угостила его кофе с ликером «амаретто», предложила прекрасный старый бренди, усадила на диван, поставила компакт-диск с фортепьянным экспромтом Шуберта и села рядом.
Дело оставалось за малым. Нужно просто дать вещам идти своим чередом. Вино и поздний вечер сыграют свою роль. Ему и в голову не приходило набрасываться на Зою. Она казалась бескостной, почти бесплотной. Чарльз и сам не понимал своих чувств. Как-никак он был докой и мог, не сходя с места, обольстить любую женщину.
Зоя Пич принимала его приглашения. Проводила с ним время. Беседовала, слушала и проявляла признаки интереса и растущего чувства. И все же он не мог заставить себя перейти к физической близости, которой жаждал. Если не считать странного происшествия в самолете, целомудренный поцелуй в щечку — вот и все, чего он добился. Прощаясь, она позволяла Чарльзу по-братски поцеловать себя, обвивала руками его шею и ускользала. Все было чудесно, — казалось, говорила она, — но ничего другого не жди. И, как ни странно, он подчинялся.
Он смеялся над собственной сдержанностью. Неужели это он, Чарли Пим, залезавший к девочкам в трусики еще до того, как узнавал их имена! Если бы его приятели знали, что происходит — точнее, не происходит, — они бы животики надорвали от смеха и стали бы заключать пари, как быстро он уломает эту Зою Пич.
Но сегодня она даже не пригласила его к себе.
Посмотрев на Зою сверху вниз, Чарльз заметил, что она снова замкнулась. Молодая женщина стояла на тротуаре как прекрасная статуя — глухая и немая. Это сводило его с ума. Она мучила его так искусно, что Чарльз не мог сопротивляться соблазну вновь и вновь приходить за этой сладкой отравой.