Та боль, что носил в себе все послевоенные годы, что таил от всех Василий Иванович, вдруг заныла в глубине сердца. Подумал: «Знает?…» Усилием воли заставил себя отогнать воспоминания. («Нет, не может знать!»)
— Нормально. Живем, трудимся.
— Дома благополучно? — продолжал расспрашивать Борис Николаевич.
— Мир и покой. Но хватит обо мне. Как вы?
— А что мы? Как видишь… — Борис Николаевич развел руками.
Василий Иванович обвел глазами комнату, в которой был два года назад, заметив, что на полу появился новый ковер. Блестели гладкой полировкой сервант и книжная стенка. На столе, покрытом белой накрахмаленной скатертью, стояли хрустальные рюмки, фужеры.
— Телевизор работает? — спросил, указывая на «Рубин» последнего выпуска. — А мои парни вечно экспериментируют: то над антенной, то над переключателями…
— Не озорные ребята?
— Да нет. Живем дружно.
— Как на работе?
— Вроде бы всё в порядке. Скоро в командировку поеду: мой проект утвердили, будем внедрять установку.
Анюта в светло-сером («под цвет глаз», — отметил про себя Василий Иванович) переднике вошла в комнату. На ходу поправляя прическу, сказала:
— У меня всё готово. Октябрина должна прийти минут через десять. Пока давайте накрывать стол.
Октябрина — давняя подруга Анюты. Василий Иванович раньше с ней не встречался, но по рассказам знал, что Октябрина тоже была радисткой, училась в школе вместе с Анютой. Военная судьба развела их, и вот недавно, после многолетней разлуки, подруги случайно встретились вновь, в трамвае.
Подумал: «Ольга училась в той же школе радистов…»
Василий Иванович взялся помогать хозяевам. Не успели расставить закуски на столе — раздался звонок в передней. Октябрина пришла точно в назначенное время. Василию Ивановичу она понравилась сразу: невысокая, складная, темноволосая, в черном костюме с белой блузкой. «Очень эффектная! — отметил Василий Иванович. — Наверное, после выступления».
Октябрина работала в цирке дрессировщицей.
Может быть, потому, что Василий Иванович, по натуре человек сдержанный, был молчалив, хотя слушал всех со вниманием, разговор за столом поначалу не ладился. Чувствовалась натянутость. И от этого всем было неловко. Чтобы как-то разрядить атмосферу, немного уже захмелевший Борис Николаевич обратился к женщинам, назвав их по старой военной привычке:
— Девочки, расскажите что-нибудь из вашей школьной жизни!
Все поняли, что речь идет о радиошколе. По прошлым встречам Василий Иванович помнил, что воспоминания об учебе — самые светлые в нелегкой военной жизни Анюты, и обрадовался предложению Бориса Николаевича. Анюта и Октябрина тоже оживились: о всяческих смешных ситуациях, скрашивавших трудные месяцы напряженной учебы, они могли болтать сутками.