"Волк" обратился к вождю, но говорил по-кельтски, чтобы пленник мог понять его. Корорук удивился, что так многие здесь владеют его языком.
— Что это значит? Разве сжигают людей, которые не должны быть сожжены?
— Как?! — Старик сжал в ладони бороду. — Почему ты выступаешь против старинных обычаев?
— Я боролся с пантерой, а этот кельт, рискуя жизнью, спас меня. Разве пикт может быть неблагодарным?
Пока старик колебался, раздираемый противоречием между фанатичной жаждой мести и племенной гордыней, "волк" произнес пламенную речь, на этот раз на своем языке. Наконец вождь заговорил.
— Пикты всегда платили свои долги, — торжественно произнес он. — Пикт никогда не забывает. Развяжите его, чтобы ни один кельт не мог сказать, что пикты неблагодарны.
Освобожденный Корорук пытался собраться с мыслями. Старик подозвал его к себе.
— Пикт не прощает врага, но всегда помнит поступки друзей, — добавил он.
— Пойдем, — шепнул ему пиктский приятель и потянул за собой.
Он вывел Корорука из главной пещеры. Шагая за ним, Корорук все оглядывался назад, на старого вождя. Тот сидел на каменном троне, а его блестящие глаза всматривались во что-то далекое, может быть, в былое великолепие. В зрачках мерцало отражение горящих по обе стороны от трона огней.
Сопровождающий все шел вперед. Наконец они выбрались из пещеры, и бритт увидел над собой звездное небо.
— Там деревня твоего племени, — сказал пикт, указывая вдаль. — У тебя есть время, и ты можешь отдохнуть перед дальней дорогой.
Он сунул кельту в руки подарки: одежду из полотна и хорошо выделанной оленьей кожи, наборные пояса, замечательный лук из рога, стрелы с обсидиановыми наконечниками, а также отдал свое собственное оружие.
— Подожди, — сказал Корорук, видя, что пикт уходит. — Я ведь следил за тобой в лесу, почему же след вдруг оборвался?
Пикт улыбнулся в ответ:
— Я влез на дерево. Если бы ты посмотрел наверх, ты бы меня увидел. Если тебе понадобится друг, вспомни о Беруле, вожде альбионских пиктов.
Он повернулся и исчез. Корорук направился к кельтской деревне, залитой лунным светом.
Трубы звучали все громче, напоминая шум приливной волны или грохот морского прибоя, бьющегося о белые скалистые берега Валузии. В толпе были слышны возгласы радости, женщины бросали цветы, цокот серебряных подков все приближался, и, наконец, на широкой светлой улице, огибавшей взметнувшуюся ввысь Башню Славы, показались первые ряды воинов.
Впереди ехали стройные юноши в пурпурных одеяниях. Этих воинов называли герольдами, и во время шествия они трубили в длинные золотистые фанфары. За ними следовали лучники — высокие статные горцы, а вслед за ними — тяжеловооруженная пехота, широкие щиты которой гремели в такт шагам. Вслед за пехотинцами шли самые лучшие воины, которых из-за их одеяний, состоящих от шлемов до шпор из всего красного, называли Алыми Убийцами. Они, словно бронзовые статуи, смотрели строго вперед, неподвижно застыв в своих седлах, и величаво проплывали на великолепных скакунах мимо ликующей толпы, бросавшей в их сторону восхищенные возгласы. Вслед за этими истинно непобедимыми в бою воинами на площадь вступили наемные отряды диких кочевников родом из My и Каалу, которые были вооружены большими массивными дротиками и мечами. За ними, выдерживая некоторую дистанцию, плечом к плечу следовали лучники из Лемурии. В конце шла пехота, а замыкали шествие трубачи.