Лаврентьев спросил только:
— Кто же написал об этом?
— Местный музейный работник. А вы не читали в «Экране»?
— К сожалению…
— Не жалейте. Ничего особенного.
«А прочитать все-таки стоило…»
— И кто же у вас в центре событий?
— В центре, конечно, герой, наш разведчик.
Лаврентьев не смог не спросить:
— Наверно, он работает в гестапо?
— Нет. После Клосса и Штирлица это уже не кушается.
«Слава богу!»
— Он приезжает в город, чтобы произвести шикарный взрыв. Ба-а-бах! — У нее была страсть к озвучиванию. — На воздух взлетает целый театр с фашистами.
Вот оно что! Ну как же он сразу не сообразил?! Нервы подвели… Конечно же, это о Шумове. Но ведь есть и Лена… Эта девушка будет играть Лену? Неужели Лену?
— А что делает ваша героиня?
— По правде сказать, это второстепенная роль. Но ведь маленьких ролей не бывает. Бывают плохие актеры…
— Разумеется. И она погибает?
— Да. Хотя расстрел решили не показывать. Это уже столько раз было, и всем надоело.
«Пожалуй… Если только тут уместно слово «надоело»… Значит, расстрела нет. Что же есть?»
— В последней сцене она в камере накануне казни. Пишет письмо.
— Письмо? Кому?
— Соратникам, подпольщикам, конечно.
«Совсем не «конечно», совсем…»
— Кто же мог передать такое письмо?
— Наверно, кто-нибудь из охранников. У них там всевозможные типы служили. Подкупила какого-нибудь подонка…
Лаврентьев вспомнил, как опустил листок с письмом в карман мундира. Письмо к отцу, а не к подпольщикам…
Он постарался погасить воспоминания.
Важно, что картина о Шумове, о взрыве. А это был подвиг. Настоящий. О нем нужно рассказывать.
— Кто же играет главного героя?
Она назвала известного актера.
— Любопытно.
— Ну вот, и на вас действует магия имени. А внешние данные? Разве он похож на смельчака?
Тут она была не права. Во внешности Шумова не было ничего героического. У него было простое, грустноватое лицо человека, которому нечасто приходится смеяться. Кроме того, ему уже стукнуло сорок, а в то время сорокалетние выглядели постарше нынешних, что все еще числятся да и сами себя неизвестно почему принимают за молодых. И даже теперь, когда Лаврентьев был на полтора десятка лег старше погибшего Шумова, тот не вспоминался ему молодым, а тем более лихим и отважным. Он был иным, был человеком долга, а это совсем другое, это не так-то просто читается на лице. Однако известный актер, непохожий на смельчака, мог раскрыть то, что не бросается в глаза, и Лаврентьеву выбор показался удачным. Но он не стал спорить с девушкой. Он чувствовал усталость и понимал, что волнения только начинаются.
Лаврентьев взглянул на часы: