— Ну, что-то они должны говорить. Что говорят твои учителя или как их там?
Марк чувствует себя неуклюже, адресуя этот вопрос затылку Лили, стоя за ее спиной, в то время как она подбивает машины. Он раздумывает над тем, не следует ли ему просто сесть и подождать, пока она закончит игру. Хотя, думает он, возможно, Лили никогда не закончит, и так — фактически не глядя на нее, когда она почти полностью увлечена чем-то другим, с ней легче говорить, легче, чем сидя с ней лицом к лицу, чем если бы она полностью сосредоточила свое внимание на нем — если она вообще способна это делать.
— Они просто пытаются заставить нас говорить о себе и обо всякой фигней, — говорит она.
— Какой фигней? — говорит он.
— Не знаю, дедуль, просто фигней.
Марку хотелось бы думать, что быть названным дедулей — это на шаг ближе к тому, чтобы быть названным папой, это лучше, чем когда она зовет его просто Марк, но он знает, что все не так, если не хуже.
— О прошлом, о воспитании, что-то типа этого? — говорит он.
— Да, да, да, — говорит она. — Все это говно. И что, ты тоже собираешься весь день меня допрашивать?
— А ты собираешься весь день провести у автомата? — говорит он.
— Пока ты мне не купишь еще выпивки, — отвечает она. Что ж, он приносит ей еще выпивки. Он снова идет к скучающим барменам и заказывает еще одну Dooleys и одно пиво для себя, раздумывая о том, что именно она могла рассказать людям из Беркшир Хауза о своем прошлом, рассказала ли она им, что над ней издевалась ее мама и ее бойфренды, или о том факте, что она не видела своего отца десять лет, потому что ее мама решила, что он слишком жестокий человек — и представляет слишком большую опасность для нее и для других детей, именно это Ким сказала в суде — и он возвращается в боковой зал и видит, что Лили перешла к другому автомату.
— Что ты им рассказала? — говорит он, поставив выпивку на слегка наклонную поверхность автомата. Она не обращает на него внимания, она сосредоточилась на экране, в котором анимированный сноубордер едет по горам, зигзагами объезжая валуны и других сноубордис-тов, внезапно быстро кувыркаясь, и прыгая, и вертясь вокруг собственной оси, и он спрашивает ее снова: — Что ты рассказала учителям о своем детстве, о том, каково тебе было, когда ты была бродягой и жила с грязными хиппи? И, что самое главное, почему твоя мама сбежала, прихватив тебя с собой?
— Я не знаю, — говорит она, — каково мне было.
— А ты рассказывала им… ну… что над тобой издевались? Ты рассказала им то, что рассказывала мне? Как эти мужики заставляли тебя трогать их эти…?