Глава десятая
Парадоксы судьбы. Кирьян и Жданкова
– А что это за чучело огородное к Петровскому завалилось? – спросила Таня Лопатко.
– Понятия не имею, – сказал подошедший Курбатов. – Не помешаю?
Он галантно оскалился и, не дожидаясь ответа, присел одной ягодицей на подоконник. Под задравшейся брючиной обнажился ровный, без единой складки, черный носок.
– Пожалуйста, Александр Петрович, – с опозданием отреагировал Вышинец.
Курбатов включил зажигалку, прикурил и стал в упор рассматривать Таню Лопатко.
– Я вам нравлюсь, – угадала Таня, выпуская дым через угол рта.
– Вы замечательно выглядите, Танечка, – сказал Курбатов.
– С годами я только хорошею, – опять угадала она.
– Какой замечательный сегодня день, – сказал Курбатов.
– Что в переводе означает: а не пойти ли вам по своим рабочим местам. Ладно уж, сдаюсь, – Лопатко бросила окурок в жестяную банку и по-мужски сплюнула туда. – Мы с Колей уходим. Не будем вам мешать.
– Адьёз, – не возражал Курбатов.
Коленька отлепился от подоконника и послушно поплелся за ней. Курбатов какую-то долю секунды смотрел им вслед: вот Лопатко притормозила, давая Коленьке догнать себя, и теперь они идут рядом – зрелая женщина и зеленый пацан, вчерашний студент. И тут же Курбатов поймал какую-то искорку между ними, тоненький бледненький разрядик. В таких случаях он ошибается редко. В память легла короткая запись: а ведь Танька трахает этого Вышинца. Курбатов не знал, понадобится ему эта запись когда-нибудь или нет. Он поймал информацию машинально, как тигр прихлопывает пробегающего мимо лемминга. Именно машинально. Потому что сейчас он выслеживал другую дичь. Куда более интересную.
Пять минут назад огородное чучело в новенькой, но совершенно не по росту и оттого нелепой спортивной куртке мялось на крыльце у входа в прокуратуру. Завидев Александра Петровича Курбатова, возвращающегося с обеда, чучело сделало несколько нервных движений, выдающих одновременно инстинктивное желание убежать отсюда подальше и в то же время объективную невозможность это сделать, – как если бы оно было приковано цепью к массивной двери.
Александр Петрович притормозил, невольно заглядевшись на этого представителя хомо сапиенс. Тот был худ, небрит, от него воняло овощехранилищем и общим вагоном, и вдобавок его испитое лицо показалось Курбатову чем-то знакомым.
– Что надо? – бросил Александр Петрович, сдвинув брови.
Чучело опять дернулось, изобразив на лице винегрет из подобострастия, нахальства и полного осознания собственной вины.
– Я, ета самае, вабщета, ну… – выдавило оно.
– Пошел вон, – сказал Курбатов, именно такого ответа и ожидавший. Он взялся за ручку двери. – Сейчас охрану позову.