А после него – похмелье, расплата. Яд разрывает нутро, тащит прочь душу. И ничего так не хочется, как... еще яду! Похмелиться! Пусть только отпустит, не мучает его! Нет, это не похмелье, это наркотическая ломка!
Где твой сладкий яд, Родька?!
Семаго уже не сидел, метался по квартире в трусах и майке, сам не зная зачем. Потом вспомнил. Нашел в гостиной пачку фотографий с Майорки. Бухнулся на диван, перекладывал фото трясущимися руками, рассматривал так и сяк, все никак не мог представить себе, что там все осталось по-прежнему, точно такое же море и песок, и горят огни на проспекте Хайме, и шумят карликовые пальмы у входа в «Палм Палас», и беззаботные прохожие гуляют по набережной у городского рынка... То же самое, что алкоголику смотреть на бутылку водки и не иметь возможности ее выпить.
* * *
Саммит начинается завтра, сегодня по плану размещение в гостинице, отдых, знакомство с городом и прочее. С городом Родион и так был хорошо знаком, лучше некуда. Ностальгировать, бродить по улицам детства, звонить старым московским знакомым и предаваться совместным воспоминаниям – ни малейшего желания.
Он кое-как растолкал по ящикам свои вещи, принял душ, заказал на вечер столик в ресторане на первом этаже. Потом взял такси и поехал в Зеленогорск.
* * *
Обшарпанная улица, обшарпанный дом, обшарпанная комната, обшарпанная кухня, обшарпанная жизнь...
– Это тебе, ма.
Он протянул пакет с целым ворохом одежды: деловые костюмы, вечернее платье, блузки, юбки, жакеты, одних только джемперов штук пять – за эти восемь лет, проведенные вдали от дома, Москва стала казаться ему (как и всем европейцам) слишком холодным городом.
– Спасибо, Родик.
Когда-то этим все и ограничилось бы – легкий благодарный поцелуй сыну, пакет отставлен в сторону, продолжаем пить кофе. Да, были времена, когда хорошие вещи из Парижа не являлись для Светланы Мигуновой чем-то необычным. Сейчас она не удержалась, открыла пакет, заглянула внутрь, вздохнула, отставила в сторону.
– «Версаче»... «Кавалли»!.. Подумать только! – Она нервно рассмеялась. – Настоящие? Кажется, целую вечность я не...
У нее дрогнули губы, заблестели глаза.
– Самый настоящий «Версаче», ма! – с преувеличенным энтузиазмом заверил Родион. – И «Кавалли», и «Армани», и остальное – все только настоящее, как ты привыкла. Бутик на Монпарнасе, с белыми гиацинтами на витрине – помнишь, ты рассказывала? И этот смешной администратор в костюме в полоску и с носом, как у генерала де Голля...
– Он по-прежнему встречает посетителей у входа и делает вот так?
Она склонила голову в комично-величавом поклоне.