– Точно! И представляешь – он тебя отлично помнит! Твой размер, цвет глаз, прическу и все такое. Сам подбирал одежду, я ему только модели указывал. Даже послал куда-то своего шофера, тот привез хорошенькую девушку – это, говорит, один в один фигура вашей мамы. Подгонял на ней кое-какие шмотки... Уверял, что все сядет идеально.
– Да уж, – сказала мать дрогнувшим голосом и отвернулась.
Родион не понимал, в чем дело. Какая-то натянутость в разговоре присутствовала с самого начала, поэтому особой радости от встречи он не испытывал... Хотя, если честно, и не рассчитывал на нее. Отец был ему ближе и понятнее, даже в своих ошибках. С матерью все было сложнее...
Родион встал, прошелся по тесной кухоньке, подошел к окну. У дома напротив – такой же серой «хрущевки» – двое парней в спецовках грузили в «газель» мешки со строительным мусором.
– Хочешь, иди примерь, ма. Я пока сварю еще кофе, – сказал он.
– В другой раз, – сказала она. – Кофе я сварю сама. Тебе покрепче?
Она встала, взяла со стола кофеварку, включила воду в мойке. На ней был старый халат, который Родик помнил еще по временам, когда они жили в доме на Боровском. Халат был ей явно тесноват. И только сейчас он разглядел, только сейчас дошло до него, что мать сильно изменилась за прошедшие годы... Располнела, обрюзгла, даже стала казаться меньше ростом. Будто события последних лет – арест, тюрьма, разлука, конфискация, унизительные поиски работы – вбили ее в землю, сплющили, обезобразили некогда стройную девичью фигуру. Красавица-Светлана исчезла. Она тоже стала... обшарпанной! Ни одна из этих французских шмоток на нее, конечно, не налезет – она это прекрасно понимает. А он, как идиот, будто специально: «Иди, примерь!»...
«Вот влип, – подумал Родион. – Хотел приятное сделать, а вместо этого будто пощечину матери отвесил...»
Ему стало стыдно. Вдвойне стыдно, что она ютится в этой страшной зеленоградской квартирке с отсыревшим потолком, что эмаль на мойке облуплена, что кофеварка без ручки – приходится брать двумя руками через полотенце... Что сама она все это прекрасно видит и понимает, и тоже стыдится его, собственного сына.
Он подошел к матери, обнял.
– Хочешь, подберем тебе другую квартиру? – сказал он. – На Садовом, у Патриарших – неплохо, а? Я дам тебе денег.
Она дотронулась до его кисти мокрой рукой: все нормально, не беспокойся. И отстранилась.
– Спасибо, Родик. Но я никуда отсюда не уеду. Сам подумай: здесь у меня работа, которой так долго добивалась. Детишки у меня уроки берут... А там все сызнова придется начинать. Не хочу. Устала я. Ничего не хочется...