Митрополит Зосима, один из руководителей русской церкви, получил от Иосифа Волоцкого такую характеристику: «Сосуд сатаны и дьявола, предавшийся чревоугодию, пьянству и содомству, старый еретик»[22].
Князь Курбский называет одного видного деятеля Стоглавого собора — архиепископа Ростовского, Никандра, пьяницей, а другого — епископа Суздальского, Афанасия — пьяницей и сребролюбцем.
По словам Максима Грека, высшие представители духовенства «светло и обильно напивались по вся дни и пребывали в смесех и пьянстве и всяческих играниях, тешили себя гуслями и тимпаны и сурмана и воров студными блядении».
Говоря об игуменах, поставленных «дарами серебра и злата», Максим Грек клеймит их как «бесчинников житием, в пьянстве всегда и пищи всякой упражняющихся».
Даже такой поборник церковного благочиния, как князь-инок Вассиан, и тот, будучи в Симонове монастыре, пользовался великокняжеским столом: «Пил этот нестяжатель романею, бастр, мушкатель, ренское белое вино»[23].
Резкую характеристику ближайших помощников Ивана Грозного, высших церковных иерархов, его «потаковников», даёт также поп Сильвестр, называя их «пьяницами, погрязшими во всяком грехе».
Во время мятежа 1771 года был разграблен Чудов монастырь и расхищено имущество митрополита Амвросия личное и принадлежавшее архиерейскому дому. В частности, был разграблен лично принадлежавший митрополиту винный погреб. По описи не хватала следующих напитков: «Венгерского самого хорошего три антала не початых, каждый по 25 рублей, еще венгерского 48 бутылок, 3) шампанского полторы дюжины, 4) бургонского красного 2 дюжины, 5) рейнвейну самого хорошего 36 бутылок, 6) каноралекту 3 дюжины, 7) белого старого французского бочка, 8) красного ординарного бочка, 9) кагорского красного вина 40 бутылок, 10) пива аглицкого 100 бутылок и 11) 7 погребцов разных, в каждом по 12 штофов с заморскими водками и ликерами.
Прошел слух, что у митрополита было найдено в большом количестве женское платье»[24].
О недостатках церковной аристократии обличительные памятники говорят часто весьма осторожно, так как открыто разоблачать высших иерархов было невыгодно, да и небезопасно. Обличитель пороков высшего духовенства очень легко мог быть обвинён в каком-нибудь проступке против догмы православия и сослан в какой-нибудь отдалённый монастырь в заточение.
Также и светская власть щадила своих помощников, «ласкателей и потаковников», оберегая их авторитет.
Если где-либо попадался игумен непьющий, то монахи недолго терпели его, так как такой настоятель мешал и им предаваться «упиванию»; он очень быстро смещался, а на его место выбирался кандидат, подходящий для большинства монахов.