Тем не менее, попытки «переписать историю», вопреки очевидным фактам, продолжаются. Так, 1 марта 2005 г. во время официального визита во Францию президент Финляндии Тарья Халонен выступила во Французском институте международных отношений, где «познакомила слушателей с финским взглядом на Вторую мировую войну, в основе которого тезис о том, что для Финляндии мировая война означала отдельную войну против Советского Союза, в ходе которой финны сумели сохранить свою независимость и отстоять демократический политический строй». МИД России вынужден был прокомментировать это выступление руководителя соседней страны, отметив, что «эта трактовка истории получила распространение в Финляндии, особенно в последнее десятилетие», но что «вряд ли есть основания вносить по всему миру коррективы в учебники истории, стирая упоминания о том, что в годы Второй мировой войны Финляндия была в числе союзников гитлеровской Германии, воевала на ее стороне и, соответственно, несет свою долю ответственности за эту войну». Для напоминания Президенту Финляндии об исторической правде МИД России предложил ей «открыть преамбулу Парижского мирного договора 1947 года, заключенного с Финляндией «Союзными и Соединенными Державами».[446] Вместе с тем, не только финские политики, но и ряд историков придерживаются этой скользкой позиции.[447]
Однако в последние годы «неудобные» для финской стороны темы преступлений гитлеровского союзника все больше становятся достоянием как научного сообщества, так и общественности. Среди них — не только крайняя жестокость и бесчеловечность обращения с советскими военнопленными, но и общая политика финского оккупационного режима на занятых советских территориях с откровенно расистскими установками в отношении русского населения и ориентация на его истребление. Сегодня опубликовано немало материалов с документальными свидетельствами жертв финских оккупантов, в том числе малолетних узников концентрационных лагерей.[448] Однако — в отличие от правительства современной Германии — официальная позиция финской стороны состоит в том, чтобы не признавать эти действия своей армии и оккупационной администрации в качестве преступлений против человечности, а концлагеря в оценках финской историографии предстают едва ли не санаториями.
* * *
Подводя итоги, можно отметить, что войны между двумя странами в XX веке оказали определенное влияние на изменение образа соседней страны в российском сознании. Во-первых, Финляндия заняла в нем несколько большее место, нежели ранее, причем, нейтральное и в целом безразличное отношение сменилось более негативными и настороженными оценками. Во-вторых, динамика восприятия от синхронного (в период войн) к ретроспективному зависела не только от направленности и активности пропаганды в советский период, утверждавшей образ «дружественного соседа». Она зависела также от расширения гласности, которая раскрыла весь спектр двусторонних взаимоотношений военного и послевоенного времени, — не только определенные просчеты сталинской политики в советско-финляндских отношениях, но и экспансионистские устремления финской элиты на Восток, и преступления финской военщины в годы Второй мировой войны, и тенденции самооправдания в послевоенном финском обществе, все более нарастающие после распада СССР и питающие реваншистские настроения финских радикалов. Поэтому образ Финляндии в России нуждается в существенных коррективах, и, чтобы быть действительно адекватным, требуется включение в него не только информации, освоенной новейшей российской историографией, но и реального отношения в финском обществе к нашей стране: ее истории, государственности, народу и культуре.