— Что это ты так нарядился, — сказала она. — Словно произошло что-то необычное.
— Конечно, необычное, — сказал полковник. — За столько лет первый человек умер своей смертью.
К девяти часам дождь перестал. Полковник уже собрался выходить, но жена придержала его за рукав.
— Причешись.
Он попробовал пригладить роговым гребнем свои жёсткие волосы стального цвета. Но из этого ничего не получилось.
— Должно быть, я похож на попугая, — сказал он.
Женщина внимательно осмотрела мужа. Подумала, нет, он не похож на попугая. Это был крепко свинченный, сухой человек. Но он не походил и на тех стариков, которые кажутся заспиртованными, — его глаза были полны жизни.
— Всё в порядке, — произнесла она. И когда муж выходил из комнаты, добавила: — Спроси у доктора, его что, кипятком ошпарили в нашем доме?
Они жили на краю маленького городка в домике с облупленными стенами, крытом пальмовыми листьями. Было по-прежнему сыро, хотя дождь уже не шел. Полковник спустился к площади по переулку, где дома лепились один к другому. Выйдя на центральную улицу, он вдруг почувствовал озноб. Весь городок, насколько хватал взгляд, был устлан цветами, словно ковром. Женщины в чёрном, сидя у дверей, поджидали процессию.
Когда полковник пересекал площадь, снова заморосил дождь. Хозяин бильярдной выглянул в открытые двери своего заведения и крикнул, взмахнув руками:
— Полковник, подождите, я одолжу вам зонт.
Полковник ответил, не повернув головы:
— Не беспокойтесь, сойдёт и так.
Покойника ещё не выносили. Мужчины в белых костюмах и чёрных галстуках стояли под зонтами у входа. Один из них заметил полковника, перепрыгивающего через лужи на площади.
— Идите сюда, кум, — крикнул он, предлагая полковнику место под зонтом.
— Спасибо, кум, — ответил полковник.
Но приглашением не воспользовался. Он сразу вошёл в дом, чтобы выразить соболезнование матери покойного. И тотчас почувствовал запах множества цветов. Ему стало душно. Он начал протискиваться сквозь толпу, забившую спальню. Кто-то упёрся рукой ему в спину и протолкнул в глубину комнаты мимо вереницы растерянных лиц, туда, где чернели глубокие и широко вырезанные ноздри покойника.
Мать сидела у гроба, отгоняя мух веером из пальмовых листьев. Другие женщины, одетые в чёрное, смотрели на мёртвое тело с таким выражением, с каким смотрят на течение реки. Вдруг в толпе раздались голоса. Полковник отстранил какую-то женщину, наклонился к матери покойного, положил руку ей на плечо. Стиснул зубы.
— Мое глубокое соболезнование.
Мать не подняла головы. Она открыла рот и завыла. Полковник вздрогнул. Он почувствовал, что бесформенная масса, разразившаяся жалобными воплями, толкает его на труп. Он попытался ухватиться за стену, но руки, не находя её, натыкались на тела людей. Чей-то мягкий, тихий голос произнёс над ухом: