Мне неоднократно случалось видеть статуэтки прислужниц богов, так называемых якши. Эти вещицы привозили к нам моряки из Индии. У фигурок были огромные полусферы грудей, нисколько не провисавших, в отличие от смертной плоти. А талии этих красоток были так стройны, что их можно было обхватить двумя ладонями. Идеально круглые бедра и ягодицы и сравнимая разве что с газелью грация неестественно преувеличивали их женственность. В своей чувственной красоте они превосходили даже прислужниц Венеры. Я всегда считал, что в жизни подобных красавиц не существует, пока воочию не узрел живое воплощение одной из них.
Свет лампы играл на коже оттенка светлого янтаря, не касаясь лишь нежных коричневых сосков, которые украшали ее груди лучше любых драгоценностей. Следуя бытующей среди женщин благородного происхождения моде, она выщипывала волоски на теле и разглаживала кожу пемзой, и я невольно проникся завистью к служанке, помогавшей ей в этом занятии. Слегка выпуклый живот ниже впадинки пупка скрывался в зарослях холмика, разделенного в своей нижней части вертикальной расселиной, которой греческие скульпторы всегда стыдливо пренебрегали, меж тем как индийские и этрусские мастера находили в ней источник восхищения.
Опустившись на кровать, я привлек Аврелию к себе и обнял ее невообразимо тонкую талию. Потом коснулся языком пупка, вкусив мускусный запах ее тела и ощутив, как дрожь пробегает по ее позвоночнику. Ее руки, только что нежно ласкавшие мой затылок, стали срывать с меня одежду. Я встал, чтобы стащить с себя тунику, и она отступила, безучастно взирая на меня со стороны. Жемчуг остался ее единственным облачением: восхитительной красоты нить, спускаясь между грудей, троекратно обвивала талию, придавая ее наготе необычайную соблазнительность.
Когда набедренная повязка наконец упала к моим ногам, она начала сладострастно целовать меня. Вдруг ее брови нахмурились.
— Деций, ты пострадал гораздо сильней, чем я себе представляла! Как тебе удается терпеть такую боль?
Мое тело было сплошь покрыто синяками и порезами, хотя самые серьезные раны были забинтованы. Невозможно было скрыть лишь след от кнута, разделявший мою спину по диагонали.
— Боль — самое незначительное из моих нынешних ощущений.
— И все же нужно оградить тебя от излишних страданий, — сказала она. — Предоставь это мне.
Мы медленно опустились на широкую кровать. С величайшей осторожностью Аврелия помогла мне расположиться, словно окутав меня своей роскошной плотью, почти не касаясь моих многочисленных ран, чтобы не причинить мне боли. Ее руки ласкали меня с такой сноровкой, какая присуща разве что рукам художника. Когда мы оба ощутили, что близка вершина страсти, она слегка отвела мои плечи назад, прижав их к подушкам, и легким, как облачко, движением опустилась на меня сверху, исторгнув низкий крик, точно вырвавшийся из груди менады. Ритм ее движений становился все чаще и чаще: она скакала на мне подобно тому, как я утром мчался на Октябрьской лошади.