Теперь ее путь лежал к реке, питавшей огромное озеро, около которого расположились Тиски. Возле реки когда-то была большая свалка, которая теперь превратилась в место встречи тех немногих обитателей Тисок, что остались в городе. Собаки, кошки, птицы, дикие звери. И, конечно же, муты. Неизвестно, к кому причисляло себя существо, может быть к собакам, но половые инстинкты были ему незнакомы.
Оно родилось без яичек, и поэтому из всех желаний, которые у него должны были быть изначально, у него осталось: есть, пить, спать, жить.
Дорога была не очень близкой, но бежать ему нравилось, и оно бежало всласть. В те времена, когда здесь жили люди, Тиски славились хорошими дорогами. И даже сейчас, по прошествии стольких лет, они оставались вполне пригодными для использования. Серые пыльные полотна, аккуратные бинты на лице планеты.
Собака хорошо знала местность, поэтому двигалась рывками, иногда исчезая между полуразрушенных домов, иногда выскакивая из-под какого-то забора. Если бы за ней можно было следить сверху, с высоты птичьего полета, то выяснилось бы, что она двигается к своей цели строго по прямой, выгодно сокращая путь.
Инстинкт или разум? Люди прошлого сказали бы, что инстинкт, люди настоящего – разум. А муты просто сожрали бы ее, попади она к ним в лапы. Даже несмотря на шесть конечностей и ядовитую, словно природная кислота, мочу. Мутов это не смущало.
Поэтому они селились ближе к свалке. Чем меньше до нее оставалось расстояния, тем меньше становилось травы и сорняков в тех местах, где не было асфальта, на почве. Да и дома все больше походили на жилые. Существо по запаху знало, в каких из них живут муты, поэтому обходило их стороной. Ведь там его могли убить, и даже не из-за мяса, а, например, из-за испорченного огорода.
Некоторые муты сохранили остатки человеческого разума и пытались вести жизнь, похожую на обычную, людскую. Ту, что была до Взрыва. Они неловко копали огород, раскидывали невесть откуда добытые семена скрюченными руками (если у них были руки). Пололи, уничтожали сорняки, поливали. Даже заводили себе пары и жили вместе, иногда за всю свою жизнь так и не прозрев и не подозревая, что грудастая лысая женщина на самом деле мужчина с атрофированным членом и раздутыми вялотекущим раком гниющими молочными железами.
Это была имитация, в которой они угасали. Мясные куклы в театре абсурда.
Но они умели кидать острые палки, существо знало это и не стало бы смеяться над мутами в открытую. Если бы могло смеяться.
Наконец послышался запах свалки. До нее было еще километра два, но запах гниения разливался по земле липкой, сладкой испариной. Собака любила этот запах, поэтому даже бежать стала по-другому: опустив голову и скользя шершавым черным носом примерно в пяти миллиметрах от земли.