Испытание огнем (Тарский) - страница 58
Первые минуты работы были распланированы еще на мостике. Привязавшись к лееру, они осмотрели пустое гнездо буя. Из его середины, то натягиваясь, то снова ослабевая, за борт уходил буйреп — стальной трос в резиновой оплетке. Резьба крепления буя была сорвана, значит, установить его на прежнее место после подъема не удастся.
— На палубе придется крепить, — подал голос Буров.
— Точно, — прикинув, согласился Карпухин. — Трос выбирать по моей команде. Всем глядеть в оба! Начинаем!
Прожекторный луч был заполнен искрящимися брызгами; за его резко очерченными краями плотно смыкалась тьма и выл, бесновался океан.
Федосов и Семин стояли в кормовой части мостика. Они были похожи сейчас друг на друга, командир корабля и замполит. Оба кряжистые, в черных клеенчатых плащах с островерхими капюшонами, ноги прилипли к палубе, побелевшие пальцы стискивают поручень. Оба со все возрастающей тревогой ловили каждое движение трудившихся на палубе людей. Сверху те казались маленькими и слабыми.
Буй, огромный, четырехсоткилограммовый поплавок, мотался в ночи, с трудом подаваясь усилиям моряков. Каждый метр выбранного на борт троса доставался им нечеловеческим трудом. Правда, когда командир стопорил двигатели, буйреп чуть провисал и его легче было вытаскивать. Но стоять долго без хода нельзя: лодку разворачивало бортом к волне.
То на коленях, то ложась плашмя, то балансируя на скользкой неустойчивой палубе, люди укладывали трос метр за метром. Работали молча: опасность и тяжкий труд вызывали у них одинаковые мысли и действия.
Когда в гнезде набралось уже более двухсот метров троса, предательская волна разрушила всю их работу. Незаметно подкравшись, она закружила людей, расшвыряла в разные стороны, а трос выбросила из гнезда.
Пришлось все начать сызнова.
— Взялись, хлопцы! — сказал Карпухин, и четыре пары рук снова вцепились в скользкий, неподатливый буйреп.
Но это было не единственное их испытание. Трижды набрасывался рычащим зверем океан, трижды они начинали работу сначала. В последний раз трос вырвался у них из рук, когда буй был совсем рядом и гулко колотился о борт лодки.
Ткачу никогда не забыть этой черной волны. Она неимоверно долго висела над их головами, потом рухнула на палубу и покатилась по ней с грохотом горного обвала. “Полундра!” — послышался чей-то вопль. Ткач так и не понял, сам ли он это кричал или кто-то из товарищей. Волна сшибла его с ног и повлекла за собой. Линь, которым он привязался к лееру, лопнул. Оглушенный, полузадохшийся, Ткач катился вместе с подмявшей его волной, тщетно силясь за что-нибудь ухватиться. Последнее, что он увидел, было неестественно белое в прожекторном луче лицо метнувшегося к нему человека…