И вдруг все стихло, и в этой навалившейся тишине, которая еще гудела в ушах отзвуками артналета, Кольцов расслышал какой-то звон, стрекот какой-то, словно неподалеку пахали трактора. Стряхнув со спины навалившуюся землю, он приподнялся и увидел немцев. Неровными цепями они сбегали по склону. Впереди спокойненько катили четыре танка.
— К бою! — закричал он, оглядываясь.
В своих недорытых ячейках шевелились краснофлотцы, прилаживали винтовки на брустверах. А главная надежда взвода — станковый пулемет системы Максима — торчал стволом вбок, словно обрубок дерева, и никто его не поправлял. Кольцов кинулся к пулемету, увидел обоих пулеметчиков, скорчившихся на дне окопа, присыпанных землей, неподвижных. Второй номер был или убит, или тяжело ранен: лицо скрывала сплошная черная маска. А наводчик Шкворень лежал целехонький, славно спал, похоже, только пришибленный взрывом, оглушенный.
Кольцов торопливо отгреб насыпанную взрывом землю, поставил пулемет как следует, осмотрел. Все было цело. Он продернул ленту, пододвинул ближе коробку и ударил длинной очередью по дергающимся фигуркам между танками.
А потом все скрыла из глаз сплошная стена огневой завесы: ударила по пристрелянному участку береговая батарея. Разрывов было немного, но вздымались они так высоко, что, казалось, там ничего уцелеть не могло. Но скоро, к удивлению Кольцова, из сплошной темной стены опадающей земли как ни в чем не бывало вынырнули танки и, резко качаясь на неровностях, поползли по пологому склону. Снова вздыбилась земля, но танкам эти рвущиеся позади снаряды были уже не опасны: не могли батарейцы быстро менять прицел или боялись накрыть своих? Вот когда вспомнились разговоры о важности в обороне полевой артиллерии, способной не только ставить огневые завесы, а и бить по целям напрямую.
Он выбрал танк, что поближе, ударил по нему длинной очередью и все нажимал, нажимал на гашетку, совершенно уверенный, что вся опасность в нем, что стоит только остановить танк, как пехота дальше уж не пойдет…
И вдруг все исчезло.
Первое, что увидел Кольцов, открыв глаза, — знакомые косички санитарки Кати. В ушах стоял гул, будто в небе летали сразу сто самолетов.
— Ничего, это пройдет, контузило малость, — расслышал сквозь гул быстрый говорок Кати. — Осколочек был, ну да я его вынула, теперь можно и в санчасть.
— Не получится с санчастью, — медленно выговорил он.
— Это почему же?
— Немцев там нет, а я без них не моту… Каждый день должен хоть одного… кокнуть… Прямо болезнь какая-то…
— Да ну тебя! — замахала руками Катя. — Я серьезно.