— Конечно, я сожгу его.
Отшвырнув пинком скамеечку для ног, стоявшую перед холодным камином, Джек отодвинул экран и бросил торф внутрь. Лиззи сердито наблюдала за ним. Когда торф разгорелся, наполняя светом маленький кабинет, Джек выпрямился и с победным видом обернулся.
— Вы не имеете… не имеете права использовать этот торф! — закричала Лиззи.
— Нет, имею, — уверенно заявил он. — Я с тобой обручен, девушка. Что делает меня своего рода королем в этом маленьком замке, и я не потерплю, чтоб ты умерла от холода из-за своего упрямства и боязни потратить кусок торфа, когда его полно во всей долине.
— Вы слишком высокомерны. Это мой дом, а это… проклятое обручение просто фарс. И оно не дает вам никаких прав.
— Неужели?
Джеке озорной улыбкой достал из кармана две свечки, высоко поднял, чтобы Лиззи не могла дотянуться, и помахал ими в воздухе.
— Тогда лучше скажи это миссис Кинкейд, она дала мне их, как только я попросил.
Две тонкие свечки пчелиного воска! Лиззи пользовалась ими бережно и лишь в том случае, когда Шарлотта начинала жаловаться на запах необработанных сальных свечей. Она подпрыгнула, но достать не смогла и возмущенно попыталась опустить его руку со свечками, а Джек…
Глаза у него вдруг потемнели, стали дымчато-серыми, и он хрипло сказал:
— Попроси меня.
Джек смутил ее, она не была уверена, что он имеет в виду.
— Попроси меня, — повторил он. — Если ты хочешь, Лиззи, то должна это сказать.
— Я хочу, — тихо сказала она.
— Хочешь чего?
Лиззи безмолвно смотрела на его рот. Момент был в высшей степени притягательным. Джек уронил свечки, обеими руками схватил ее и жадно поцеловал. Не спрашивая разрешения, крепко прижимая к своей груди, словно боялся, что она сбежит, если он ее отпустит.
Лиззи не узнавала себя. Нечто важное, появившееся между ними с первой ночи в башне, что сердило и беспокоило ее, но дало ей ощущение безопасности на том узком карнизе, вдруг прорвалось. Казалось они слились воедино прежде, чем ее разум смог зафиксировать происходящее. Она льнула к теплу его губ и силе его рук. Забыв холод, свечи, забыв обо всем, кроме Джека, она пылко изучала его рот своими губами, его тело — своими руками, запускала пальцы ему в волосы, гладила лицо.
Внезапно Джек с глухим стоном посадил ее на письменный стол, опускаясь губами к ложбинке горла, единственному месту, не закрытому одеждой.
— Я чувствую здесь биение твоего сердца, — прошептал он.
— Оно бьется слишком быстро.
Лиззи опасалась, как бы оно не выскочило у нее из груди.
— Нет, нет. — Он приложил ее руку к своей груди, чтобы она чувствовала, как бьется его сердце. — Оно управляет всем остальным. Это жизнь, это инстинкт, это сущность женщины, да? Все, что ты чувствуешь, естественно. Но биение твоего сердца вызывает ответ в моем. Когда оно бьется так быстро, то согревает твою кожу, и я… — Джек коснулся ее щеки. — Я должен ее коснуться. Ты облизываешь губы, и я не могу сдержаться, чтобы не поцеловать их. — Что он и сделал. — Закрой глаза, я хочу пробудить в тебе женщину. Ты чувствуешь желание между ног, и я должен удовлетворить его. Я мужчина, и это то, что мужчина должен сделать для женщины.