В зал входят трое молодых возбужденных дружинников.
– Вы послушайте, ребята, – обращается один из дружинников к остальным, – что сделали со мной наши бонзы. Вчера вечером меня вызывают в секретариат и заявляют: „Фриц, возьми свои вещи и сматывайся из Рабочего дома. Эмигрантский центр сказал, что наказание, которое тебя ожидает в Австрии, не столь велико, чтобы ты имел право рассчитывать на эмигрантскую помощь. Мы тебе даем 19 чешских крон (около 80 копеек) на билет до австрийской границы. А там пойдешь пешком. Впрочем, жандармы довезут тебя даром“.
– За что же они ополчились на тебя, Фриц? Ведь сначала они тебя так хорошо приняли! Не ругал ли ты вождей?
– Конечно, я их ругал, и все их ругают. Да и как их не ругать, когда они виноваты в нашем поражении и в том, что мы вынуждены были бежать из Австрии, бросив семьи на произвол судьбы. Я говорил все, что о них думаю. А вчера в секретариате я швырнул им в лицо их подлые деньги и сказал, что считаю для себя позором иметь с ними дело. „Вы, бонзы, – сказал я им, – вы сами удрали сюда, когда бои не только еще не кончились, но когда они еще не начинались. И вы теперь будете решать нашу судьбу и сдавать нас полиции? Не бывать этому!“ Я, – продолжал Фриц, – ушел из дома и бродил по улицам, пока не натолкнулся на одного подходящего парня. Он мне устроил ночевку, а сегодня сведет с коммунистами.
Особо тщательной изоляции от „коммунистической заразы“ подвергаются переведенные сюда из Братиславы героические защитники Флоридсдорфа. Их 70 человек. Они размещены в Рабочем доме, причем австрийское с.-д. руководство ввело для них казарменный режим. В то время как чехословацкие власти предоставили всем эмигрантам свободу передвижения, флоридсдорфцам запрещено выходить куда бы то ни было.
Подробности, сообщенные мне активными участниками флоридсдорфских боев, имена которых по понятным причинам пока не могут быть названы, еще раз подтверждают, что, если бы не предательский саботаж всеобщей стачки с.-д. лидерами и не пораженческая оборонительная тактика руководства шуцбунда, вооруженная борьба австрийских рабочих имела бы совершенно другой исход.
– Мы в Флоридсдорфе, – заявили мои собеседники, – в отличие от других районов Вены придерживались с самого начала не оборонительной, а наступательной тактики, вопреки официальной директиве руководства. Мы потому так упорно дрались все четыре дня – даже тогда, когда уже было ясно, что дело в военном отношении проиграно, – что до последней минуты надеялись на то, что наш пример увлечет остальные районы, что и они перейдут от обороны к наступлению. А переход к наступлению неизбежно вызвал бы огромный подъем масс. Весь пролетариат слился бы воедино в общем порыве – победить во что бы то ни стало. Дралась бы вся масса, а не только шуцбунд.