Кожин сразу пошёл с ним рядом. Да и остальные сгрудились, идут за ними…
— Она у меня из головы не выходит, — сказал комбат.
Адъютант старший Курнешов — молчал.
— Всё равно… как он мог в неё выстрелить?..
— Но ведь нас там не было. И никто не видел. Он же всё это сам рассказал.
— Уж лучше бы не рассказывал… Он что, ненормальный?
— А где у нас нормальные, товарищ гвардии майор?
— Наваждение какое-то…
— Конечно, наваждение, он же суток пять не вылезает из разведки… Спросите у него, какое сегодня число?.. Не ответит.
— Попробуйте у сапёров несколько противотанковых гранат одолжить, — сказал майор.
— Не дадут.
— Но мы же опять их с голыми руками туда посылаем.
— Скажите генералу, пусть он прикажет отдать нам хоть три-четыре штуки. Взаимообразно. Они его послушаются.
— Ну и намылит мне генерал шею. «У них есть, а у тебя нет» — скажет.
— Обязательно намылит. А вы мне намылите. А я начбою…[4]
Про комбата Беклемишева мы все мало что знали — ну, ни одной награды до прихода в наш батальон; человек солидный, выдержанный, этого сословия — спокойный, размеренный, справедливый, почти никогда не ругается, голоса не повышает и не рисуется; речь грамотная, чёткая, пьёт не пьёт, а никто его нетрезвым не видел. Голова бритая, крупная, круглая… И не глупая… Очень трудно воевать под началом командира, когда мало знаешь о нём, вот мы и старались хоть что-то разузнать. Постепенно стали проясняться то ли правда, то ли легенды: на фронте у каждого хоть сколько-нибудь приметного есть своя легенда. Только попробуй не слиться со своей легендой— сразу разоблачат, доверие долой и в отходы.
Уж сколько времени майора в звании не повышали, а он как будто и не замечал этого… Кто-то сообщил: сын железнодорожного служащего. Желдор желдором, а постепенно выяснилось — род их старинный, из самих бояр и воевод Беклемишевых! А тут кто-то вспомнил, и все ахнули: на углу Московского Кремля башня-то, что выходит от Красной площади к Москва реке, называется Беклемишевской! Я сам спросил:
— Товарищ гвардии майор — ваша?..
— Ну, какая наша? — буркнул и низко наклонил голову, потом обернулся и на ходу добавил: — То бишь построенная на средства воевод Беклемишевых — не собственность, разумеется…
Очень не любил он этих разговоров.
А потом ещё выяснилось, что он сын гусарского офицера, родом из-под Вязьмы, и что вышибли нашего майора из Красной армии в 1937 году за репрессированного в том же году отца. А ещё за то, что весь их род, чуть ли не от самых Рюриковичей, Русь ту самую и Россию на плечах своих несли и защищали велико (там и Дмитрий Пожарский и Михайло Кутузов в родственниках были). Так что держали нашего Беклемишева в чёрном теле аж до разгара бед сорок второго года… Вот откуда сдержанных, образованных и демократичных, оказывается, добывали. Специально для нас!