– Ой, дайте! – пискнула.
Поспешно поднялась на одной ноге, и стало понятно, что голосок у нее по росту: пичуга какая-то. Очень маленькая, но женщина. И уже сознает свое превосходство над лохматым дядей, который ее так бесцеремонно «нашел». Улыбается, уверенная, что теперь, когда она перед ним вся – с глазами, бровями, ямочками у самого рта, – что теперь уже не беззащитна. А здоровила, чувствуя себя очень неумытым и лохматым, вдруг заспешил. И тут же готов в работнички наняться:
– Ну, раз это вы, принесу и вам водички.
Черт, как у них все быстро.
Уже сотни четыре партизан толкутся в лагере. В лесу теперь, как на вокзале. Давно минуло то время, когда такой вот поток веселой бестолковщины отбрасывал Толю в сторону, будил в нем обиду и горечь. Теперь и он – партизан, который только что вернулся с дела, которому тоже не сидится в лагере, который хотя и смотрит на дачную лагерную жизнь с издевкой, но так и быть – готов денька два побыть в лагере, чтобы посмотреть, «как у вас здесь». Все ругают лагерную похлебку, но к кухне идут охотно. Во-первых, по случаю общего сбора, – не похлебка, а щи с мясом. А во-вторых, возле кухни весело: девчата, разговоры всякие. Девчата, правда, очень серьезные, сердитые (под стать своему начальству – повару Максиму), но никто, кажется, не верит в эту их серьезность и сердитость.
«Моряк» в очереди первый. Лег животом на толстую жердь, отгораживающую кухонное хозяйство, и ноет весело:
– Катенька, со дна пожиже зачерпни.
«Моряку» помогает старик Бобок, этого можешь и не кормить, дай только смачным разговором побаловаться.
– Хорошая у девочки ложечка. Вот бы «моряку» такую. В тарелку – стыдно, в рот – радостно.
Беловолосая Катя помешивает суп половником. Предупреждает:
– Отойди, Петенька, и забери своего деда. Ненароком ударю.
В стороне стоит мать Толи. Тарелка в руке, студит горячие щи ложкой. После недавнего случая, когда в соседнем отряде кто-то отравил шестерых партизан, она каждый день снимает пробу.
– Анна Михайловна, – стонет «моряк», – возьмите меня в помощники.
– К нам, картошку скрести, – говорит длиннолицая некрасивая Полипа, сердито отмахиваясь от дыма.
А беленькая Катя добавляет:
– Тебе, Петенька, ложка мышьяка за горчицу сойдет.
Стучат хлопцы котелками, шумят, можно подумать – такие уж голодные.
– Не поможет эта ваша самодеятельность, – гневается повар Максим.
Но хлопцам неловко стоять, дожидаться, смотреть, как женщина идет навстречу опасности впереди них.
Прошли положенные двадцать минут. Повар еще раз смотрит на Толину мать. Она улыбается. Улыбнувшись ей одной и тут же сделавшись еще серьезнее, Максим берется за черпак. Здорово у него получается: разгонит по кругу варево, так что со дна всплывут мясо и картошка, выверенным движением рыбака поднимет половник кверху – и вот в котелке у тебя все, что положено едоку. А на лице Максима непроницаемая холодность мастера, который не посчитается ни с чьими замечаниями. Мол, если кому не нравится, бери сам черпак, а у меня тоже есть винтовка.