— Я бы хотел спросить вас о том письме.
— Спросить вы можете. Но кто знает, сколько вы узнаете.
— Вы навещали Аберкромби в Бориваже из-за этого письма?
— Да, из-за него. Я хотел ему лично сказать, что я его не пропустил. Я хотел, чтобы он добровольно его забрал, в противном случае мне пришлось бы передать его в штаб.
— Передать в штаб? Я думал, что вы считаете правильным никогда и ни с кем не обсуждать содержимое почты, которую вы читаете?
— Если только в ней нет чего-то, что угрожает безопасности. Черт возьми, капитан, мне казалось, это совершенно очевидно. В противном случае зачем тогда вообще подвергать письма цензуре?
— Вам показалось, что письмо Аберкромби представляет собой угрозу безопасности?
— Я решил, что оно… тревожное, и хотел, чтобы он добровольно его забрал.
— И что он на это ответил?
— Послал меня к черту. Кстати, это были его первые слова.
Их разговор постоянно прерывался оглушительными взрывами фугасных бомб у них над головой и повсюду вокруг на маленьком пятачке земли, в которой они отсиживались. Кингсли был рад, что думает о чем-то важном, так как понимал, что никогда прежде в своей жизни не оказывался в более неприятной ситуации.
— Боюсь, полковник, мне придется попросить вас рассказать мне, что было в этом письме.
— А я бы очень попросил вас поинтересоваться этим в штабе. Теперь это письмо у них.
— У меня есть причина полагать, что там его больше нет, полковник. Я предполагаю, что письмо Аберкромби было уничтожено.
— Ну и хорошо, вот что я вам скажу. Парень был не в себе. Контузия. Было бы чертовски жаль, если бы его запомнили только из-за каких-то идиотских идей, которые вбили в него немецкие снаряды.
— Каких идей, полковник?
Полковник пожал плечами:
— Ну, вы полицейский, так что, наверно, я должен вам сказать. Он хотел подать в отставку.
— Отказаться от своего чина?
— Не говорите ерунды! Он был виконт, как он, по-вашему, мог отказаться от своего чина? Нет, он хотел вообще бросить армию. Он стал противником войны. Понимаете, капитан? Человек, написавший «Да здравствует Англия», хотел подать в отставку, потому что был против войны! Решил, что она неправильная и дьявольская и все такое прочее. Черт возьми, мы все чувствуем что-то подобное большую часть времени, однако факт есть факт: во Франции засело три миллиона немецких солдат, которые пытаются добраться до Британии! Как, по его мнению, нужно было бы поступить с ними, откажись мы все от службы просто потому, что потеряли друга?
— Он говорил об этом в письме? О потере друга?
— Да, о потере всех друзей, черт возьми. Всего поколения! Поколения «золотых мальчиков». Расхожие слова, мать их. Он думал, мы почтим их память тем, что сдадимся? Я потерял сына, мы все потеряли сыновей, и лучший памятник, который мы можем им воздвигнуть, это убить как можно больше немцев и выиграть войну, в которой они сложили головы.