— Как, Петр Сергеевич?
Григоренко вяло повел бровью и неопределенно шевельнул кончиками усов.
— Не нравится? — допытывался Жогин.
Замполит посмотрел ему в лицо:
— Разрешите откровенно?
— Ну понятно.
— Не нравится, — оказал Григоренко.
— Странно: политработнику не нравится воинский устав. Как это?
— Извините, Павел Афанасьевич. По уставу я живу с первого дня службы в армии. Каждое уставное требование считаю священным. Сам два месяца назад готовил и проводил вечер, посвященный воинским уставам, вот в этом клубе. Но сегодня у нас вечер отдыха.
— А какой толк солдату от пустого отдыха? — уже резко спросил Жогин.
— Солдат — человек, — как можно спокойнее сказал замполит. — В часы отдыха ему хочется заняться литературой, музыкой, ребусами.
— Вот, вот, — перебил его Жогин. — Солдату захочется водку пить...
— При чем тут водка?
— А как же — развлечение... Эх вы, политработники! Музыка, ребусы. Смешной народ. — Он ударил линейкой по сапогу и, словно боясь, чтобы не услышал кто-либо посторонний, сказал тихо: — Думать надо серьезно. Солдат есть солдат. Чем больше у него времени на всякие развлечения, тем чаще проступки.
Григоренко отрицательно покачал головой.
— Да, да, — продолжал Жогин. — У меня, батенька, опыт. Хочешь, чтобы дисциплина была, держи людей в кулаке, поблажек не давай. А вы — музыка, ребусы. Воевать, что ли, ребусами будете? — И, уже надев шапку, добавил с явной издевкой: — Был у меня один ребусник. Тоже любил доказывать...
Это его «тоже» показалось Григоренко острым, как нож. И все же он одержал себя, сказал без горячности:
— Послушайте, Павел Афанасьевич. Вот вы все о Травкине вспоминаете. А скажите, сами-то вы твердо уверены, что человек виноват?
Такого вопроса Жогин не ожидал, и потому лицо его сделалось сразу и удивленным и настороженным.
— Что значит сами? Здесь комиссия разбиралась. Даже следователь приезжал.
— Я знаю... — кивнул Григоренко. — В то время всякое бывало. А я тут на днях старые газеты в библиотеке просматривал. Статья мне его попалась о воспитательной работе в ротах. Прочитал с интересом. Думающий он человек, по-моему. И смелый.
— Смелый? — скривил губы Жогин. — С каких это пор у политработников игнорирование уставных требований смелостью называться стало?
— Я о статье, — заметил Григоренко.
— И я о статье, — сказал Жогин. — И сожалею, что вы не поняли ее второго смысла.
— Какого второго? Прочитать снизу вверх, что ли?
Жогин раздраженно блеснул глазами:
— Удивляет меня ваше легкомыслие, подполковник. Очень удивляет.
И, ничего больше не сказав, направился к выходу.