– И на какую же, хотел бы я знать? – усмехнулся игрок черными. – Насколько я помню, когда ты создавал этот мир, то сделал пригодной для жизни одну только Землю.
– Люди умны и изобретательны, – убежденно проговорил его собеседник. – И я не исключаю возможности, что они найдут способ сделать пригодной для жизни даже планету, которая изначально для этого не предназначалась.
– То есть, – хитро прищурился второй игрок, – они начнут переделывать мир по собственному усмотрению? Забавно… Боюсь, в этом случае тебе придется признать свое поражение. И согласиться с тем, что, создавая мир, ты здорово облажался.
– Да, ты прав, – нехотя согласился первый. – Когда я сотворил этот мир, мне казалось, что я продумал все до последней детали, но…
– …но выяснилось, что всего предусмотреть невозможно, – с усмешкой закончил фразу второй шахматист. – И тут, как всегда вовремя, появился я. И это было естественно – раз существует свет, должна существовать и тень.
Первый игрок слегка поморщился – очевидно, ему оказалось не слишком приятно углубляться в подобные воспоминания. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь, что было, то было…
– Смотри, у тебя еще одна фигура под ударом, – проговорил он, указывая на памятник, возвышавшийся прямо из реки посередине большого города. Памятник являл собой некое подобие парусного корабля, на палубе которого стоял, подняв руку со свитком, уродливый колосс неестественных пропорций.
– Где? А, эта… Ну, эту мне нисколько не жаль. Она мне никогда не нравилась… А знаешь, о чем я подумал? Интересно, догадываются ли люди о том, что их жизнь – лишь часть нашей игры? Что именно ради нее руководят их действиями и твои ангелы, и мои ребята? Что планета Земля, все ее моря и океаны, страны и города, горы и равнины, – это лишь клетки на нашей шахматной доске? Что возводимые людьми сооружения служат нам фигурами, а действия, которые они совершают, от грандиозных войн до мелких, иной раз совсем незаметных поступков, – это подготовка к очередному ходу? Твоему или моему?
Игрок белыми задумчиво пожал плечами. Странно, но он еще никогда не задавался этим вопросом.
– Думаю, нет, скорее всего, они ничего не подозревают… – проговорил он после длительной паузы. – Помнишь экспедицию, которую я отправил на остров Пасхи, чтобы уронить съеденную пешку? Уверен, тому путешественнику, как бишь его звали? Забыл. Память стала никудышная… Ты, случаем, не помнишь?
В ответ его собеседник только развел руками.
– Но ход‑то тот помнишь? Такие большие каменные истуканы…
– Ход помню.
– Ну вот… Ему, конечно, и в голову не могло прийти, что он действует не по своей воле.