— По каким бы причинам он ни вызывал меня, я обязан повиноваться, хоть, признаюсь, делаю это с грустью в сердце.
— Не о прекрасной ли Венеции вы так вздыхаете, — поддразнил его Остен, — или, быть может, по вашей очаровательной соотечественнице, проживающей теперь у нас? Не отрицайте, Верденфельс! Вы единственный, кому посчастливилось поближе познакомиться с ней.
— Да, Полю фантастически везет всюду! — отозвался Вернардо. — Чего бы я не отдал, чтобы только передать на полотне ее чудные золотистые волосы и глаза! Когда я смотрю на нее, мне всегда кажется, что это вышедший из рамы портрет, написанный одним из наших старых мастеров. Но не было никакой возможности сломить упрямую застенчивость, в которую драпировалась наша гордая красавица. О, почему не я нашел потерянный бумажник, видимо имеющий для нее столь большую ценность! И нужно же было непременно Полю найти его! Он, конечно, пользуется случаем, лично относит свою находку хозяйке, сидит там целый час и уходит, безумно влюбленный в свою прекрасную соотечественницу. Последнее я нахожу вполне естественным, так как мне для этого понадобилось только пять минут.
— Правда, он вернулся оттуда в сильно возбужденном состоянии, — вставил молодой офицер. — И с тех пор постоянно витает в облаках и даже потерял вкус к вину. Я убежден, что он уже не раз пел серенады при луне и оказывал своей даме всевозможные любезности, но только, к сожалению, потихоньку от нас.
— Смейтесь! — не то весело, не то сердито отвечал Верденфельс на шутки своих товарищей. — Воображаю, как всем вам хочется быть на моем месте! Но не могу согласиться с мнением Бернардо, что мне всегда везет. Неужели вы назовете счастьем то, что я должен расстаться с этими глазами? Зайдя сегодня в гостиницу, чтобы проститься с ней, я не смог увидеть ее. Может быть, она отказалась принять меня? Я узнал только, что она вдова и носит еще траур по мужу. Все остальное, касающееся ее личности — для меня тайна... а я должен уехать.
Последние слова были произнесены с комическим отчаянием, которое только удвоило шутки и насмешки товарищей. Между тем из темноты, окружавшей гондолу, выделилась небольшая фигурка старого слуги с седыми волосами, одетого в простую темную ливрею.
— Уже пора, господин Пауль, — проговорил он наставительным тоном. — Пароход отойдет через полчаса.
— Мы прощаемся, — заметил Бернардо. — Не мешайте нам, Арнольд! Мы знаем, что вы благодарите Бога и всех святых, что можете извлечь вашего юного господина из нашего вредного общества и в целости и сохранности увезти его в Германию.