– Вы знали его?
– Разумеется. Он наш сосед, да и общество в Бордо не слишком велико, чтобы не знать там если не всех, то многих. Однако в то время я знала о нем лишь, что он значительно меня старше и не слишком-то красив. Так как моя мать не общалась со сплетницами, распространявшими самые свежие новости, я не была осведомлена о том, каков мой будущий муж; а отец, если и знал что-то, не спешил делиться. Поэтому я переживала оттого лишь, что мой будущий супруг не молод, не красив и вероятнее всего совершенно мне не подходит. И тогда впервые в жизни я взбунтовалась. Я устроила скандал, я кричала так, что перепугала всех слуг, которые у нас еще оставались. – Флер бледно улыбнулась воспоминаниям. – Я никогда, никогда еще в жизни так не отстаивала свое право выйти замуж по любви – ведь наивно полагала, будто оно у меня было.
Виконт повел раскрытой ладонью, как бы показывая, что понимает госпожу де Виньоль и поощряет ее продолжать.
– Робкие уговоры матери не возымели на меня действия. Тогда за меня взялся отец. Он подробно и холодно объяснил мне, в каком положении находится семья, и как мой брак может спасти нас от полного разорения. Полагаю, отец сделал это лишь для того, чтобы я не рыдала в церкви; не думаю, что его всерьез интересовало мое мнение, но он желал соблюсти приличия.
– И вы дали себя уговорить.
– Дала. Потому что он заговорил о долге – а все мы, Бонне, прекрасно понимаем, что такое долг. Или думаем, что понимаем. Иногда я размышляю: что случилось бы, если б я уперлась и продолжила бунтовать? Что, если бы наотрез отказалась выходить за шевалье? Возможно, мой отец воспринял бы это в конце концов как неизбежный знак судьбы и подыскал бы для меня кого-нибудь другого… Но, сраженная известиями о нашем грядущем разорении, я, наконец, сдалась. Хотя борьба была долгой. Я еще сопротивлялась после того, как отец рассказал мне о том, что у нас нет денег. Я кричала ему, что это его забота. Наверное, я была плохой дочерью, так?
Флер взглянула на Сезара, словно ища подтверждения своим словам, словно ожидая, что он прямо сейчас обвинит ее в черствости и равнодушии; и явно удивилась, когда он произнес:
– Я не приветствую договорные браки. Продолжайте.
– О… Но, возможно, моего отца нельзя вот так винить во всем – а я виню. Он-то старался спасти нас, как он это понимал, и о том, что именно его вина в нашем разорении, я узнала лишь много позже, разбирая бумаги после его смерти… А тогда мне исполнилось семнадцать, и меня выдали за шевалье де Виньоля – и я стояла рядом с ним, в красивом платье, что он подарил мне, с жемчужными гребнями в волосах, и гадала, смогу ли я когда-либо полюбить моего супруга или же стану… словно его тень.