Надо правильно организовать дело, и тогда не будет простоев, которые теперь так пагубно сказываются на производстве, рассуждал Макс. (В 1936 году одну четвертую часть общего времени работы мартеновских печей за год составляли простои.) Макс хорошо планировал свою работу. Изучив мартеновский процесс, он пошел к Завенягину, горячо одобрившему его план, а затем вернулся обратно в цех, став с благословения Завенягина заместителем начальника цеха и тем самым вызвав неприязнь некоторых старых работников-сталеваров, считавших, что этот выскочка-специалист по научной организации труда сам не знает, что говорит. Два месяца шли приготовления: лекции для рабочих, большие круговые шкалы-циферблаты с разметками, показывавшими, какая стадия производственного процесса каждой мартеновской печи должна совершаться в данное время.
Макс ел и спал на комбинате, не приходил домой несколько дней кряду. Снова и снова он был вынужден идти к Завенягину, чтобы получить полномочия и выступить против старого руководства цеха, считавшего, что старые методы работы лучше и что мартен не может работать по графику. Наступил день эксперимента; производительность выросла на два-три дня, а затем снова упала — и стала ниже предыдущего уровня. График работ совершенно открыто саботировали руководящие работники цеха, а рядовые рабочие воспринимали его либо равнодушно, либо с молчаливым неодобрением, предпочитая работать, как им хотелось или же когда они будут готовы, а не в какое-то специально указанное время. Несколько месяцев Макс боролся за свой график, много раз дело доходило чуть ли не до драки. В конце концов Завенягину пришлось выбирать: либо Макс, либо старое руководство. Поскольку Завенягин все же меньше верил в более молодого и менее опытного инженера, он снял Макса с должности заместителя начальника цеха, и попытки работать по графику были прекращены. Впоследствии с Максом поступили по старому доброму русскому обычаю, то есть с позором уволили с завода, списав на него все недостатки и неудачи последних месяцев для того, чтобы поднять авторитет администрации и веру в нее рабочих. Мартеновский цех вошел в свою обычную колею хаотичной работы: в 1937 году отходы производства составили 12,7 процента, то есть один миллион рублей, а общий дефицит мартеновского цеха за первый квартал 1937 года — три миллиона рублей.
Приблизительно в это же время один из известных корреспондентов газеты «Магнитогорский рабочий» написал статью, занимавшую целую страницу и озаглавленную «Печальная история плавки № 1372». Эта плавка началась на письменном столе начальника мартеновского цеха, который, изучив заказы на сталь, подписал распоряжение: «Плавка № 1372, сталь для ведущего моста тракторов». Распоряжение отнесли к диспетчеру, отдавшему его начальнику смены, который взял его с собой в столовую, пролил на него суп и в конце концов отнес его в таком виде, что можно было разобрать лишь часть написанного, начальнику участка № 1, который после определенной задержки передал его в руки сталевара мартеновской печи № 4, только что пришедшего на работу. Короче говоря, этот сталевар не смог полностью прочесть, что же было написано в этом распоряжении и, чувствуя необходимость попрактиковаться, решил выплавлять быстрорежущую инструментальную сталь. Однако не хватало то одного, то другого, и к тому времени, когда мартен был загружен, было бы уже очень трудно определить, какой сорт стали в нем находился. Лаборатория не смогла провести точный контрольный анализ, и сто восемьдесят тонн неполноценной стали были разлиты по изложницам после бесчисленных мелких проволочек: ждали кран с разливочным ковшом, ждали рабочих, чтобы они убрали шлак, который пролился на рельсы из соседней мартеновской печи, и так далее.