— Разум неуразуменный разумети Филипп ища… — заводил мощный голос дьякона.
Лица монахов испачкала запёкшаяся кровь. Казалось, что эти люди все переломаны и разорваны на куски. Но мужские голоса звучали мощно, слаженно, едино, сильно и прекрасно.
— Господи, покажи нам Отца, глаголаше… — ревели голоса.
В куче монахов вдохновенно пел и Серафим.
— Ты же к нему: толикое время сый со Мною, не познал ли еси, яко Отец во Мне, и Аз во Отце есмь?
Старинные слова были едва понятны, но потому и дышали правотой: со времён Христа ничего в правде не изменилось.
— Исусе, очисти грехи моя! — взывал голос человека.
Монахи не шевелились.
— Исусе, отыми беззакония моя!
Неподвижная чёрная груда человеческих тел словно бы продолжалась большими тёмными иконами Деисуса, а над Деисусом — пророками, а над пророками — праздниками.
— Исусе, отпусти неправды моя!
Окошки становились всё светлее, словно прозревали от молитвы.
Опричники на кладбище у храма жгли костры и плясали вокруг, согреваясь. Монахи не выходили из церкви, а Малюта ничего не приказывал.
Церковка была обложена вязанками хвороста, снопами соломы и дровами из монастырских складов, выломанными из могил крестами.
Малюта на коне проезжал туда-обратно под низенькой монастырской стеной. Он ждал хоть чего-нибудь — просьбы монахов о пощаде, гонца от Иоанна, знамения.
Малюта вновь выехал за башню и увидел, что над Москвой показался край холодного, ледяного солнца.
— Огня под храм! — решился Малюта.
Опричники, ликуя, что закончился их студёный караул, потащили из костров головни, побежали к церкви.
Всовывая головни в сено и в хворост, опричники слышали, как за бревенчатыми стенами поют монахи:
— Исусе, надеждо моя, не остави мене!
Огонь охватил хворост и сено, побежал по наваленным дровам и кладбищенским крестам, прыгнул вверх по звонким брёвнам стен. Дыма не было, только дрожал воздух, и в нём играло и переливалось бледное солнце.
Бестелесный, прозрачный, янтарный вихрь пламени охватил весь храм. С кровли срывались горящие доски и плыли по воздуху, как по воде. Опричники отступали от церкви, не выдерживая жара. А из этого пекла гремели голоса:
— Исусе, помощниче мой, не отрини мене!
Малюта махнул рукой, и опричники побежали к своим коням.
Отряд опричников поскакал прочь от пустого монастыря и от пылающей посреди погоста церкви. А над истоптанным кладбищем из пожара разносилось:
— Исусе, Создателю мой, не забуди мене!
В ясном утреннем небе над Москвой по четырём сторонам небосвода еле заметно замерцали фигуры четырёх огромных Ангелов с серпами в руках. Ангелы взмахивали крыльями, и по улочкам Москвы, клубясь, неслась лёгкая позёмка.