Винтовая лестница, сделанная из толстенных арматурин, уходила куда-то вниз, начинаясь с небольшой огороженной площадки. Для чего и кем было построено это сооружение, ни вникать, ни разглядывать времени не было. Егор захромал по ступеням, на ходу то и дело с силой жмуря глаза, чтобы они поскорее привыкали к темноте. Автоматически отмечая ярусы, которые в сгущавшемся сумраке зияли чёрными провалами, он успел добраться до самого низа, когда пятно света над головой закрыл чей-то силуэт. На верху заспорили.
— Маркел, стой!
— Отвянь Коляныч, не до разговоров щас! Погнали вниз, этот урод где-то там спрятался!
— Запаковаться то он запаковался тута, тока я в эту черноту наобум не полезу, — пробасил ещё чей-то голос.
— Чё, заочковал? Какого-то фуфела?
— Ты меня знаешь, Маркел. Я везде тебя подпирал, но не в этом дело! Бичары орут, что в Духов дом лучше просто так, не соваться.
— В какой, какой дом?
— Духов…, — низкий голос слегка дрогнул. — Говорят, что там народ иногда исчезает, бесследно, а когда и как, блаженный один знает. Его подождать надо.
— Да ладно. Хорош жути нагонять!
— Да тосьно! — подключился ещё один, шепелявый. — Народ басарит, фто многих этот домифка проглотил, кто не поферил. Кто беф уфазения туды полеф… Дафай, Маркел, подофдём. Куда он денефтся? Оттэдова выход тока один, как и вход. А я покараулю ш пасанами. Осень мы на нево фзлые, падлюку такую…
— Хех, ещё бы! — не то прохрипел, не то засмеялся, тот, кого звали Маркелом. — Он тебе по ходу половину зубов вынес.
— Угу, тока не фсмесно ето…
— А мне и не смешно, — последние слова прозвучали так, будто говорящий превратился в какого-то мерзкого ползучего гада, глотка которого только и способна выдавать леденящий свист. — И ждать я никого и ничего не буду, разве что пару фонарей.
— Сего-сего?
— И очень быстро, Шнырь. Иначе…
— Фсё, фсё, Маркел. Ща фсделаем, спокуха!
Акустика в здании была великолепной, и Гор всё слышал. Информацию об исчезновении людей он пропустил мимо ушей, как не заслуживающую особого внимания. «Бабушкины сказки» сейчас были ни к месту, а вот то, что его в покое не оставят и в очень скором времени за ним всё же придут, огорчила окончательно. Сегодня явно был не его день, да чего там день…похоже, что и месяц, и даже год! Понятное дело, что укрытие, в которое он забрался, не гарантировало неприкосновенности, но всё же кое-какая надежда поначалу закралась в душу. Винтовая лестница, ходившая ходуном, темень и запах, такой, что аж дух забивал — всё складывалось как нельзя лучше. Прыти у преследователей должно бы было поубавиться. Ан нет! Судя по разговору, оставлять его надолго в покое никто не собирался, и на передышку можно было не рассчитывать. Времени на всё про всё, в смысле найти выход из этого каземата, у него оставалось минут пятнадцать, максимум двадцать.