— Так точно.
— Гарнизон в Михалеве небольшой, — вставил свое слово молчавший до поры майор. — Тюрьма — одно название, бывшее здание районной милиции.
Предупреждая вопрос Сосновского, начальник отдела пояснил:
— Другой возможности у нас нет. Сутки на подготовку. Мои люди вам помогут.
— Состав группы по количеству?
— Не больше десяти человек. Как будете добираться до места, как будете проводить операцию — целиком на ваше усмотрение.
— Есть!
Остановились на краю разбитого села. Останки сгоревших и разбросанных домов, уже припорошенные снегом. Посеченные железом, опаленные огнем печные трубы. Кирпичная колокольня, где располагались попеременно немецкий и наш НП, срублена прямым снарядом. Возле нее — стриженная осколками липа. Вспаханные минометным обстрелом огороды на задах бывших дворов. Глухой рокот фронта, время от времени сменяющийся напряженной тишиной. Скрип снега под валенками… Тяжелое дыхание бойцов… Морозный парок над строем…
Расположились в бывшей колхозной конюшне, чудом уцелевшей. Обустроились. Отгородили подходящий уголок плащ-палатками, раздобыли печурку, несколько ящиков из-под снарядов — соорудили из них столик. Пол в углу завалили соломой с крыши, застелили. Накололи дровишек и растопили печурку. Дымок расползался, просеивался через остатки соломенной кровли, снаружи заметен не был.
Согрели консервы, хлеб, нарубили подмерзшую колбасу, заварили чай. Немногословно поели. Закурили.
Разведывательно-диверсионная группа особого назначения. Семь человек. Почти все — опера с Петровки. Кроме приданного разведчика. Который вошел в группу, как патрон в обойму. Едва дожевав, он запахнул маскхалат и отправился «чего-то где-нибудь посмотреть».
Сосновский, развернув на столике карту, надолго «завис» над ней, изучал тщательно, запоминал накрепко, хорошо понимая, как много будет зависеть от четкого знания своего времени и места, своих действий в той круговерти, которая им предстоит.
С особым вниманием изучал подходы к Михалеву. Где в бывшем здании милиции содержался сейчас неведомый Тишкин.
Неведомый, конечно, но не чужой. Как ни странно, но Сосновский испытывал к нему чувство профессиональной солидарности, даже симпатии. Как к попавшему в беду боевому товарищу, выручить которого он, Сосновский, обязан не только как офицер, но и как коллега.
Ведь угрозыск постоянно пользовался услугами фельдсвязи. Во многие концы страны рассылались из МУРа спецсообщения, содержащие самые различные документы. То это был изъятый у подозреваемого паспорт с просьбой незамедлительно установить его подлинность и личность задержанного. То это были фотографии из розыскного дела, то дактилокарты, акты баллистической экспертизы из отстрелянных пистолетов. Да мало ли что еще…