— Вспомните, что я не поеду домой. Я уезжаю. Я никогда больше не увижу никого из них. Так какое это имеет значение? К тому же я никогда не принадлежала к светскому обществу. И какое мне дело, что они подумают обо мне?
— Но для меня ваша репутация важна. Я хочу вам помочь, а не разрушить вашу жизнь. Я хочу…
— Хватит шептаться, — истерически закричала леди Хедерингтон. — Подвинься на свою сторону софы, Гэвин.
Помешкав секунду, он последовал ее совету и устроился в противоположном углу в расслабленной позе, положив одну руку на подлокотник софы, а другую — на спинку, широко расставив колени.
— Я говорил мисс Пембертон, — сказал он достаточно громко, — что предпочитаю не калечить ей жизнь.
— О, — воскликнула леди Хедерингтон и, помолчав, добавила: — Благая цель.
— Вы не разрушите мою жизнь! — воскликнула Эванджелина.
Он поднял бровь:
— Верьте мне. У меня большая практика по части разрушения жизней. Спросите мою сестру.
Эванджелина устремила взгляд на леди Хедерингтон, побледневшую при этих его словах.
— Не ты разрушил мою жизнь, — запротестовала она слабо. — Этому положил начало отец, когда заставил в семнадцать лет идти к алтарю, но Господь меня благословил четырьмя прелестными детьми, которых я не променяла бы на целый мир.
— В таком случае первое очко причитается отцу, — сказал Гэвин и помолчал, будто ожидая, что сестра прибавит что-нибудь еще. — Яникогда не был хорошим. Но со своей семьей всегда пытаюсь поступать достойно. И я удержался от убийства этого растленного типа, как бы мне ни хотелось его прикончить, но это не значит, Эванджелина, что я готов принять вашу жертву ради меня. И я постараюсь на публике вести себя с вами прилично.
Эванджелина попыталась разрядить напряжение:
— Только на публике?
Его губы растянулись в загадочной улыбке.
— Я сохраняю за собой право валять дурака в вашем обществе, когда мы наедине.
Леди Хедерингтон деликатно покашляла:
— Пожалуйста, не обсуждай в моем присутствии, что ты можешь или не можешь делать с мисс Пембертон, когда остаешься с ней наедине.
— Хочешь оставить нас вдвоем, сестрица?
— Нет. Я думала, что ты не станешь губить ее репутацию.
— О, верно… Давно прошли те годы, когда за мной тянулся шлейф грехов — растоптанной гордости и нарушенных обещаний.
— Скорее сломанных рук и ног, и разбитых сердец. — Леди Хедерингтон издала короткий недоверчивый смешок. — Всех, кого ты не мог побить на скачках, отделывал кулаками. И в придачу еще обольщал их дам.
— Да, верно. Я никогда не претендовал на то, чтобы быть пай-мальчиком.
Эванджелина смотрела на него с недоумением: