- А где... мама? - спросил он: Марии на берегу не было.
И тотчас пустился домой. Да как!
Мы с Аннемари едва за ним поспевали. Он двинулся напрямик, в гору, семимильными шагами, удаляясь от нас все дальше и дальше. Когда мы выбрались на ровное место, Аннемари вконец запыхалась. Отсюда нам был виден Мариин дом. Олуф был уже на полдороге. Он бежал. Не чуя под собой ног, через поля, где светлела зеленая озимь. Бежал сломя голову.
- Гляди! - сказала Аннемари, хотя мы стояли рядом. - Как я его понимаю, - сказала она. И чуть погодя повторила: - Как я его понимаю!
Но по голосу ее я слышал - не понимает.
Мы стояли, смотрели ему вслед, и я думал: кто-то гонится за ним. Гонится по пятам.
Вечером они пришли ко мне в школу, он и Аннемари. Как ни в чем не бывало. Она села и достала свое шитье. Олуф принялся перебирать книги на полках. Я пошел на кухню и поставил чайник.
Потом я вынул из футляров инструменты. Протянул ему скрипку. Он играет на ней лучше, чем на своей, я все думал отдать ему ее, но так и не отдал. Сам я взял виолончель и стал искать старые ноты - они раскиданы у меня по всей комнате. Пока искал, он настроил скрипку и начал играть. Такая уж у него дурная привычка - играть по памяти, не разучив вещь как следует. Но вообще у него к музыке способности, пусть и не выдающиеся. Может быть, он как раз и мечтал заниматься музыкой. И мне, наверное, стоило похлопотать и найти кого-нибудь, кто бы оказал ему помощь, и он мог бы уехать и получить должное образование. Короче, он заиграл. И конечно же это была песня Любаши из "Царской невесты" Римского-Корсакова.
Прервав игру, он повернулся к Аннемари:
- Я там заходил посмотреть, сколько стоит проигрыватель. Шестьсот крон.
- Это было бы чудесно, - произнесла она тихо, не поднимая глаз.
Он начал сызнова. И вновь оборвал игру. Бережно положил скрипку и смычок на стол.
- Нет, не могу! - сказал он и отошел к окну. Стал к нам спиною. Вперился в темноту.
Молчание тянулось минуту. Аннемари сидела с потупленными глазами, за что я ей был неимоверно признателен.
- Как же это так получилось, учитель? - спросил он, не оборачиваясь. Обычно он называл меня по имени, хотя и долго не мог привыкнуть. Сейчас же его обращение прозвучало надменно и вызывающе.
- Не знаю, Олуф.
- Чем я лучше Нильса?
- Ничем.
- Спасибо. - Он усмехнулся. Медленно потянул жалюзи. Отпустил. Жалюзи с треском взвились обратно. Аннемари вздрогнула.
- Это я его убил, ясно вам?
Аннемари нагнулась так, что лица ее стало совсем не видно.
- Вам ясно?
- Да, - ответил я.
- Что тебе ясно, Йоханнес? - Он все еще стоял к нам спиной.